Горящий август 1915-го. Его наблюдал в Брест-Литовске полковник Веверн

О событиях той поры и о трагедии города над Бугом сохранилось немало мемуарных свидетельств.

Но, пожалуй, наиболее ярко это описал в своей книге «6-я батарея», вышедшей в 1938 г. в Париже, военный писатель Болеслав Веверн, в Первую мировую войну полковник русской армии, командир батареи. Предлагаю вашему вниманию ряд фрагментов из нее.

“Брест-Литовск переполнен. Главным образом здесь сосредоточились обозы, лазареты, парки, беженцы со своими повозками. Полевых войск не видно совсем, как будто только одна наша дивизия и несколько дружин ополченцев.

Лихорадочной жизнью живет Брест-Литовск. Магазины и разные кафе открыты. Хозяева их, пользуясь временем, собирают обильную жатву. С вокзала на восток все время отходят переполненные поезда с гражданским населением, спешащим покинуть ненадежное пристанище – обреченный уже как будто город.

Дня через два после нашего прибытия получилось распоряжение спешно разгрузить Брест-Литовск от частных жителей, до последнего человека включительно.

В городе поднялась паника: приходилось бросать все имущество на произвол судьбы. Квартиры с полной обстановкой, с бельем и даже с носильным платьем. Магазины, переполненные товарами, все было брошено несчастными жителями и торговцами. Брест-Литовск сразу изменил свое лицо: замолк, заснул и только военные мундиры и форменные платья сестер милосердия время от времени появлялись на улицах.

***

Получаю записку от командующего дивизией генерала Ремизова:

— Дивизия немедленно выступает навстречу противнику. Догоняйте нас и присоединяйтесь.

Я выскочил из палатки:

— Трубач, труби поход 2-му дивизиону.

На душе стало даже радостно, когда я услышал первые звуки родного сигнала: «Всадники, други, в поход собирайтесь…», вылетающие из трубы моего трубача, чернобородого нижегородца красавца Калина, на груди которого от натуги запрыгали его Георгиевские кресты.

Из палаток всего дивизиона, как по тревоге, высыпали люди и пустились бегом к лошадям и орудиям. Все рады, что томительное ожидание окончилось. Все равно: бой так бой. Не впервые.

Мимо нас тянутся обозы, парки, лазареты. Мы поворачиваем в противоположную сторону.

2-й Дивизион вскоре нагнал ушедшую вперед пехоту.

Мы двигаемся по широким крепостным дорогам, раньше обсаженным крупными деревьями. Теперь все эти многолетние красавцы лежат у дорог, погибшие под ударами ничего не щадящих стальных топоров.

Вон, влево от дороги, березовая роща, когда-то свежая, цветущая, сейчас вся лежит, образуя естественную засеку для наступающего противника.

Однако здесь постарались, ничего не пожалели.

Отряд остановился. Здесь будем ожидать подхода неприятеля.

Совсем светает. По-прежнему кругом все пусто и мертво.

Нет, не мертво: зоркие глаза наблюдателя уже разбирают какую-то жизнь в дальней растительности. В опушке показался человек… второй, третий – и через минуту все трое скрылись.

— Германские разведчики.

Появилась небольшая цепь.

Коротким ударом отдался в избах деревни первый пушечный выстрел, нарушивший тишину ясного утра.

Дивизия начала свой обратный отход под защиту крепостных укреплений.

Прикрываясь земляным валом, в промежутке между двумя фортами стоит 6-я батарея. В пустом пехотном крепостном окопе, под козырьком, с насыпанной сверху землей, покрытой дерном, я слежу за движениями противника.

Где-то справа уже идет бомбардировка одного из фортов, занятого нашей пехотой. Слева тоже началась кононада.

Отвечают ли наши крепостные орудия? Кажется, еще нет: это слышатся разрывы германских снарядов, а не наши выстрелы.

— Ну, что у вас видно?

Этот вопрос мне задал командир 4-го полка полковник Иванов, появившийся у меня на пункте.

— Да ничего. Какая-то редкая цепь неприятеля окопалась вдали. А ведь наше здесь дело слабо, господин полковник?

— Да, очень слабо. Плохо нам придется.

— В. В., кавалерия! — перебивает наш унылый разговор наблюдатель Курилов.

Вдали, по дороге, шагом открыто идет эскадрон.

— 6-я батарея, к бою!.. Правым взводом огонь!..

Только легким свистом над головами у нас промчались шрапнели. Эскадрон вздрогнул и брызнул, на полном галопе, во все стороны, а на его месте появились два дыма, в которых по земле что-то барахталось.

Полковник Иванов просиял:

— Ну и ловко.

***

Справа уже сильный бой: винтовочные выстрелы, дробь пулеметов, все уже слилось. Неужели немцы штурмуют форт?

— Бегу к полку. До свидания, спасибо.

Полковник Иванов исчез.

Резким, режущим звуком посыпались около меня шрапнельные пули. Часть моего земляного козырька рухнула. Вот как построено укрепление.

Влево, беглым огнем, заработала 4-я батарея. Я повернул свой бинокль: германские густые цепи куда-то наступают.

А вправо все гремит и гремит. Чем там кончится? Неужели немцы возьмут форт с налета?

День подходить к вечеру. Вправо бой утихает.

Гудит телефон:

— Первоначальное предположение изменилось: с наступлением темноты войскам гарнизона отступить, оставив крепость неприятелю.

— То так, то этак. Сразу никак не могут решить такого серьезного вопроса: удерживать крепость или нет, мечутся, — заметил кто-то из офицеров.

Какое чувство мы все испытали, получив последнее приказание? Радость? Нет, как-то безразлично приняли это известие люди:

— Ну что же, отступать, так отступим. И всё.

***

Сумерки. Какие то особенно мрачные. А, может быть, это так мрачно у меня на душе?

Вдали на горизонте зарево: пылает деревня, третья… Кто мог поджечь, точно по уговору, пустые, покинутые жителями селения? Не немцы же?

Дивизион длинной ломанной линией вытянулся на голом внутреннем крепостном поле. Сзади, справа, слева все в огне, все горит. Мы идем прямо к бушующему морю огня: горит город Брест-Литовск.

Страшное, ужасающее зарево колоссального пожара! Зловещее зрелище!.. Это ад!

А. М. Козырев бросает зажженную спичку в кучу сваленных на поле крепостных ракет, приготовленных для уничтожения, мимо которых мы проходим. Вспыхнула куча. Высокие языки пламени взвились к небу, закружились в воздухе искры. Огонь в один миг перекинулся на соседние кучи, не видимые нами в темноте.

Лошади в испуге шарахнулись в сторону. Сильный свет залил все поле. Ночь превратилась в день, не яркий летний день, залитый золотистыми лучами солнца, а бледный, горячий, зловещий.

Дивизион резкой, темной чертой рельефно выделился в этом белом, матовом свете ракет.

Германцы сейчас откроют огонь по дивизиону!

Нет, все тихо. Дивизион благополучно проходит освещенное поле и погружается в мрак.

Мост через реку Мухавец. У моста стоят саперы.

— Скорее проходите, мост минирован, сейчас будем взрывать.

— Стоп! Как взрывать? Сзади нас отступает еще целый 3-й полк нашей дивизии.

— Какой полк? Нам ничего неизвестно.

Я оставляю у моста офицера и нескольких разведчиков. Через четверть часа они нас догоняют. Полк подходит к мосту.

Сзади взрыв! Один, другой… Мост взорван.

***

Жарко. Мы лезем прямо в гигантский костер: мы выходим на главную улицу города Брест-Литовска.

Две колоссальные стены сплошного огня, бушующего, вьющегося с треском, с шипением, с каким-то стоном. Буря огня!

Нас засыпает искрами, копотью. Горящие головни падают прямо под колеса орудий и зарядных ящиков, под ноги лошадей. Лошади жмутся одна к другой, храпят, ноздри раздуты, мелкой дрожью подергивается их кожа и ездовые, с сильным напряжением, сдерживают их.

Наши лица и руки пылают от жара. Не загорелись бы гривы и хвосты у лошадей, не накалились бы передки и зарядные ящики.

Бушующая огненная стихия. Какой ужас и вместе с тем какое величие и какая красота!

Это наши отступающие полки подожгли Брест-Литовск.

Путь через огонь пройден. Дивизион прошел Брест и вышел на крепостную дорогу с другой стороны. Прохлада летней ночи проникает в грудь и освежает разгоряченный мозг.

Мы оборачиваемся: сзади нас сплошное зарево пожаров.

Жутко… Не скоро нам отделаться от этих впечатлений. Мы отходим все дальше и дальше, и постепенно радость бытия вливается в тоскующую душу…

Горящий август 1915-го. Его наблюдал в Брест-Литовске полковник Веверн

Похожие статьи: