Новое о брестском фотографе Владиславе Висневском и его семье

Личность Владислава Мартиновича Висневского (1874 – 1933), владельца фотоателье в Брест-Литовске с 1900 года и первого бургомистра нашего города при польской власти с 1919-го, стала, можно сказать, брендовой в местной истории благодаря изысканиям краеведа Александра Пащука.

Сверху в качестве иллюстрации использована афиша выставки фотографий В.Висневского в Музее города

Рад добавить к его находкам новые сведения о В.Висневском, обнаруженные в книге воспоминаний его внука (по линии дочери) Анджея Волкенберга «Szkice z zycia Zabuzanina» («Эскизы из жизни Забужанина»), изданной в 2012 г. в Польше.

Предлагаю вашему вниманию фрагменты из книги (перевод в меру возможностей мой), касающиеся нашего города и судеб интересующих нас персон.

«Я родился 30 ноября 1931 года в Бресте-над-Бугом в доме моих дедов на ул. Зыгмунтовской 84, в комнате со стороны сада. Окна нашего жилья на первом этаже находились между выходом на лестничную клетку и брамой.

Иллюстрация из книги А.Волкенберга

Вид этого здания с фасада в начале ХХ века и сегодня. В.Висневский приобрел его в 1902 году

Был я ребенком долго ожидаемым (через 10 лет после свадьбы родителей) после предыдущих неудачных проб.

Отец Кароль был профессиональным военным, капитаном жандармерии, размещавшейся в Брестской крепости.

…В доме деда Висневского было нам хорошо – жилье с проточной водой, хотя без уборной в доме, большой сад, ординарец и экономка, а впридачу тети (не по родству, — Н.А.): Сана, а затем Таня Дарковичи, которые приходили, чтобы забрать меня на ежедневные прогулки.

Места для прогулок в Бресте были разнообразные и все очень живописные. Ходили мы на берег Мухавца, затем ближе к крепости, на земляные валы, заросшие травой и кустами. Однако самыми интересными были прогулки по территории ж.д. вокзала, депо и станционных строений. Прогулка вдоль путей, на которых стояли бесчисленные товарные вагоны, это была наибольшая радость. Можно было это также оглядывать как бы с высоты птичьего полета, то есть с виадука над путями, ведущего из города на вокзал. Иногда выбирались мы на католическое кладбище на могилу деда (В.Висневского).

Нынешний вид захоронения В.Висневского. Фото Олега Полищука

…Через забор соседствовали мы с семьей Сарверов, владельцев кинотеатра. Моя мама и тетя (сестра мамы) дружили с Маней, Розой и Мишей, а я с моим поколением, то есть с сыном Розы Лолкем. Коммуникацию облегчал деревянный забор, штакетины которого раздвигались, создавая элегантную дыру пролезания. К сожалению, из семьи Сарверов уцелел только ровесник моей мамы Миша. Уцелел благодаря тому, что как представитель капитализма (владелец кинотеатра) был вывезен в Сибирь. Попал во Владивосток и, работая на разгрузке судов, как-то перенес войну.

В доме деда были комнаты на найм и в них обитали разные жильцы с детьми – моими товарищами по играм. С мальчиками из семей Малков, Бартошевичей, Стрымовичей оставался я долго в дружбе.

Отец помимо службы имел хобби и музыкальные таланты (окончил консерваторию во Львове, класс фортепиано). Затем изучал право в Вене и продолжил фортепианное обучение в тамошней консерватории. Еще в гимназии в Коломые (перед Первой мировой войной) организовал любительские представления опереток, поэтому дом наш всегда был полон музыки и музыкантов. Во мне музыкальные таланты не проявились, несмотря на то, что в семье были музыканты как со стороны отца, так и матери.

Мать отца, Роза, также окончила консерваторию во Львове и пока существовало немое кино, играла на пианино или фортепиано во время проекции фильмов, зарабатывая таким способом на жизнь.

Прабабка со стороны матери, из дома Карловичей, была родственницей трагически погибшего в Татрах композитора Карловича.

В 1937 году отца перевели в Ченстохов в штаб тамошней пехотной дивизии под командованием генерала Гонсиоровского. Отец служил там прокурором в военном суде. В 1938 я стал там ходить в начальную школу. Первый класс окончил в 1939 году. На каникулы поехали к морю. По случаю навестили наших знакомых из Бреста, проживавших тогда в Гданьске, – доктора-хирурга Микицинского и его жену. Пани Микицинска была санитаркой и ассистировала при моем рождении…

Отца вскоре отозвали в Ченстохов, мы прервали отдых. По прибытии домой отец отправил нас в Брест к бабушке. Это было за неделю до 1 сентября… Отец был эвакуирован в Ковель. Узнали мы об этом позднее.

ПРЕДКИ

Мои предки были мещанского сословия. Дед по отцу, Юлиан Волкенберг, начальник почты, работал в ряде почтовых учреждениях во владении австрийском, в Галиции – в Коломые, Станиславове и Львове. После Первой мировой войны дед с семьею переселился в Инсбрук (Австрия) к дочери Анне (сестре отца), жене майора Фабиана Аустрияка. Там дед жил как пенсионер.

Дед со стороны матери Владислав Висневский имел в Бресте фотографическое заведение. Его женою был Мария из семьи Столлинг (Stolling), моя бабушка.

В период Первой мировой войны дед был мобилизован и служил в воздухоплавательных войсках (w wojskach balonowych).

По обретению независимости в 1918 году он стал бургомистром Бреста с февраля 1919, а затем занимался какими-то финансовыми делами – перед смертью был вроде как владельцем банка, который однако обанкротился во время большого кризиса.

Владислав Висьневский. Фото с паспорта, хранящегося в Госархиве Брестской области

Слева Мария Висневская, справа Владислав Висневский. Фото с выставки в музее города Бреста

Висневские имели трех детей – дочерей Галину (Halinu), Хенрику (Henriku) и сына Александра (Oleka).

О РОДИТЕЛЯХ

Мои родители – это Хенрика (из Висневских) и Кароль Волкенберги. Мать была девушкой из хорошей семьи Бреста. (Это значило, что начальник отца дал согласие на его женитьбу, проверив социальный и имущественный статус семьи невесты). За отца мама вышла в августе 1921 года, едва достигнув 17-ти лет. Отец, поручик Подляской дивизии генерала Сикорского, имел в день свадьбы 26 лет. Он был участником Первой мировой войны на стороне Австрии (жил на ее территории в Галиции, был там призван), воевал на итальянском фронте и в Венгрии, принимал участие во взятии Львова, затем в польско-большевистской войне.

После свадьбы родители обосновались в доме деда Висневского на улице Зыгмунтовской 84 (дом стоит до сих пор).

Армейская часть Войска польского, в которой служил отец, размещалась в Брестской крепости. С отцом мы жили в Бресте до 1937 года.

Жизнь в нашем городе в межвоенный период была спокойной. Мама вспоминала балы в Белом дворце в крепости. На одном из них был президент Мосцицкий, с которым мама имела честь танцевать.

ВОЙНА, 1939-1945

Война застала меня и маму в Бресте, бомбардированном уже 1 сентября в 6 утра. В Бресте две недели войны мы пережили почти под ежедневными бомбежками. Налеты особо усилились в дни пребывания нашего вождя в крепости. Немецкие бомбардировщики прилетели сравнять с землею ресторан, где обедал маршал Рыдз-Смиглы, через несколько минут после того, как он его оставил.

В Брест постоянно прибывали беженцы. Когда немцы приблизились, мы были напуганы слухами, что они убивают всех мужчин и парней. Мама и тетя Галина решили, что мы вчетвером – я и сын тети Влодек – убежим как многие в направлении Румынии. Железной дорогой, так как других транспортных средств не имелось. Надо подчеркнуть, что ж.д. работала до последней минуты.

Из Бреста выехали 14 сентября ночным поездом в Ковель. Там случайно встретились с отцом, увидев и обняв его в последний раз — он в последующем был арестован Советами и погиб в Катыни…

Следующим утром сели в какой-то поезд и двинулись на юго-восток. В пути миновали ж.д. узел Сарны, также бомбардированный немцами. Страшный вид руин, трупов людей и коней! В одном месте рельсовый путь был так разворочен, что мы не смогли дальше ехать. Нам были предоставлены крестьянские фурманки, которые довезли нас до места, где ожидала пересадка на другой поезд. Это было 16 сентября, перед приходом Советов.

Далее двигались на армейском транспорте, под бомбардировками, прячась под вагонами и во рвах. На полдороге между Костополем и Ровно остановились. Солдаты помаршировали дальше сражаться с немцами. Около полудня мы увидели советскую конницу. Ничего не оставалось, как вернуться обратно пешком в Костополь. Там остановились в украинской семье, ожидая транспорта, чтобы вернуться к бабушке в Брест. Этот путь занял несколько дней товарными вагонами. По дороге остановились в Пинске у ксендза Фабиана Щербицкого, стрыя кузена Влодека и швагра тети Галины от первого брака.

Надо сказать, что те люди, которые предрекали конец польскости на этих территориях, казались тогда ненормальными. Мнение такое высказывал, например, пинский ксендз бискуп суфраган Немира. К сожалению, последующие годы показали, что он был прав. Все верили в гарантии французско-английские… Тогда мы в последний раз видели семью ксендза Щербицкого. Вывозку в Сибирь пережила только его сестра Фабка. Он сам и его старики-родители умерли на «нелюдской» земле.

И так в печальном настрое, но все еще полны надежд вернулись мы в занятый Советами Брест. На первый взгляд ничего не изменилось, но это уже не была Польша. Одни радовались, что на их улице взошло солнце, другие грустили. Советские порядки начались с огосударствления всего, что было частным, также и нашего дома. Принудительное голосование по включению Польши в СССР показало, как это в коммунизме выглядит. Чтобы привлечь к принудительному голосованию, в местах для голосования продавали конфеты и другие дешевые товары.

…Обесценились польские деньги, люди остались без средств к существованию. Возникла неведомая до войны «толкучка», или базар со всевозможными вещами для купли-продажи. Спасались таким образом и беженцы с западных земель Польши, и все иные.

Мама отправила меня в школу, во второй класс польскоязычный, но также с изучением русского языка. Школа размещалась вблизи нашего дома, тоже на Зыгмунтовской. Долго в ней однако не занимал я места, так как вскоре оказалось, что имею плохое происхождение… Зима 1939-1940 была очень морозная и марширование до школы при -30 и -40 было не очень приятным, и мы не обеспокоились сложившейся ситуацией.

В наш дом вселилась семья НКВДиста с дочкой моего возраста. Родители ее не возбраняли дворовых забав с нами – врагами народа.

На Рождество пережили мы так называемое уплотнение в нашем доме на Зыгмунтовской 84. Обосновывалось тем, что одна семья может занимать только одно жилье. Поскольку наша бабушка занимала отдельное помещение, а тетя Хелена с со вторым мужем Антонием Бернацким и сыном другое, нас с бабушкой переселили до тети и дяди. На слова бабушки, что сталинская конституция запрещает переселять в морозы, ответ был таков: «Сталинская конституция для нас, а не для вас». Это несмотря на то, что мы уже были записаны советскими гражданами после голосования. Конечно, жилье бабушки, оставленное и необогреваемое в такие морозы, тут же замерзло, трубы отопления полопались, осталось только проводить капитальный ремонт, а не вселять какого-либо военного чиновника.

Ту зиму пережили в тепле, поскольку бабушка прозорливо купила уголь еще летом при Польше. Проблемой стала нехватка теплых вещей. Выехали мы из Ченстохова в августе того жаркого 1939-го, но отправленные нами отдельно вещи не доехали до Бреста. К счастью, что-то можно было достать здесь у ремесленников. Портной соорудил мне теплое пальтишко на ватолине, с фланели одёжку для дома.

Мы были вместе – все еще полны оптимизма и надежды. К сожалению, в январские ночи начались первые вывозки в Сибирь. Это был знак, что надо из Бреста утекать. Имели на выбор: или оставаться на этой территории, поменяв место жительства, или вернуться в Ченстохов под немецкую оккупацию. Посоветовавшись с семьей Пантелевичей, решили искать проводников, за оплату, конечно. К несчастью, попали на жуликов, которые вывозили беглецов в направлении границы и там оставляли их на произвол судьбы или убивали и грабили. И таким манером в холодную январскую ночь остались мы брошены где-то в поле – сказано было, что мы уже в Генеральной Губернии. На счастье, наша группа состояла из родовитых брестчан, которые даже в ночи определили, что мы не по ту сторону Буга. Под утро, избежав задержания советскими пограничниками, все вернулись домой.

Нашим спасением перед вывозкой оказалась немецкая репатриационная комиссия. Знакомые брестчане предупредили нас, что мы уже в списке предназначенных к отправлению в высылку. Надо было быстро убраться из дома. Воспользовались помощью подруг мамы, моих «спутниц по прогулкам» — Тани и Саны Даркович.

Снимок более поздних времен. Сана (Сусанна) Даркович после войны была репрессирована, будучи беременной. Прошла сталинские лагеря…

Мы с мамой перебрались в деревянный домик Дарковичей, к Надежде. (Н.А.: Вероятно, это был дом на нынешней ул. Гоголя 33. Он и сейчас сохранился. Принадлежал брестскому адвокату и регенту церковного хора В.Д.Пантелевичу. Надежда Даркович была его тещей, матерью жены Елены). У дома имелся большой сад-огород. Меня выводили в город одетым в девочку. А возле дома я гулял в саду возле птичника, где были куры и индюки. За забором меня не было видно.

Поскольку мы до сентября 1939 жили в Ченстохове, можно было при помощи репатриационной комиссии туда вернуться. Переход через советский шлюз на ж.д. вокзале был для нас огромным стрессом, а следующий — в Генеральном Губернаторстве, в Бялой Подляске, в лагере прибывших. Немцы произвели процедуру дезинфекции, недолго подержали нас там и затем отпустили.

В Бялой Подляске задержались у Бернацких, родителей мужа тети Гали, на улице Биткевича 12. Жили там до мая 1940-го – до прибытия к нам бабушки и тети Галины с сыном. Они тоже до выезда прятались у знакомых, чтобы не стать вывезеными. Их выезд был более сложным, поскольку они были жителями Бреста. Спасло их свидетельство бабушки из немецкой школы при протестантском костеле в Варшаве (все дети Столлингов там обучались). Они сумели выехать.

А далее мы с бабушкой поехали в Ченстохов, а тетя Галя с Влодеком остались у Бернацких в Бялой.

Бабушка Мария умерла осенью 1941-го…»

Автор воспоминаний Анджей Волкенберг (Andrzej Wolkenberg), инженер-электротехник, многие годы жил и работал в Ченстохове. Умер в 20214 году, спустя два года после издания книги…

Новое о брестском фотографе Владиславе Висневском и его семье

Похожие статьи: