Домик в Брест-Литовске начала ХХ века
Отрывки из воспоминаний моей бабушки, Записала Полякова Людмила Евгеньевна.
Моя бабушка прожила долгую и трудную жизнь. Для своих детей и внуков она написала воспоминания. Я подготовила для публикации небольшие отрывки, выбрав места, которые наиболее полно отображают то время. Надеюсь, что это будет интересно и поучительно прочитать не только нашим родственникам.
На снимке, датированном 1912 годом, Константин Александрович Синкевич с супругой и дочерьми, одна из которых стала автором этих воспоминаний.
«1907-1915, Брест-Литовск. Дедушка.
Синкевичи жили в дедушкином доме, который находился на ул. Набережной на самом краю города Брест- Литовска.
Дедушка Синкевич А.И. был мещанин, служил на почте почтальоном. Это даже записано в моей дряхлой метрике, которой уже 82 года и которой удалось уцелеть вместе со мной за все пережитые дни и годы моей жизни.
Александр Иеронимович Синкевич
По словам тёти и дяди, дедушка прожил 96 лет и умер в 1924 году, это оспаривается моим двоюродным братом, который утверждает, что дедушка прожил 88 лет и умер в 1932 году. Вопрос пока спорный, точных дат пока нет. Но это всё неважно, важно то, что он был и жил.
Дедушку я помню хорошо, жаль, что нет у меня его фотографии. («БК»: Мы ее нашли — в домашнем архиве Г.Никитина).Высокий, сухощавый старик (это 1914-1915 гг.), ещё очень бодрый, как я его помню, как видела его в последний раз, когда из Брест-Лит. 1 августа 1915 г. мы бежали от немцев. С бородкой клинышком, как у М.И.Калинина (наверное, тогда модно было носить бороды клинышком), подвижный, весёлый, любил шутить, петь песни, ездил рыбачить на реку Мухавец, которая протекала совсем близко от нашего дома.
В 90 лет он ещё колол дрова, так писал вроде дядя Коля тёте Соне, пел песни, во дворе ставил самовар. Ставить самовар — это значит: налить в него свежей воды, затопить щепочками, засыпать древесными углями или шишками от сосны или ели и, когда он зашумит и вода в нём закипит, поставить на стол на специальный поднос для самовара и пить чай, предварительно заварив его в чайничке.
В молодые годы дедушка служил на почте почтальоном, как он сам рассказывал нам, своим внукам ещё в Брест-Литовске, когда один раз зашёл к нам на нашу половину, а мы его слушали, разинув рты (мне было около 5 лет). Дедушка рассказывал, как он развозил почту на больших-больших лошадях, при этом поднимал руки вверх, показывая, какие большие были лошади. На моей памяти он уже не ездил на больших лошадях, а получал небольшую пенсию (если не ошибаюсь 10 или 15 р.) Один раз он взял меня с собой в город, когда пошёл получать пенсию. Помню небольшую комнату со столом и шкафом во всю стену, где было много не то маленьких ящичков, не то дверочек.
Дедушкин дом на Набережой улице был деревянный, на кирпичном фундаменте, оштукатуренный снаружи и побелен известью, а внутри комнаты были оклеены обоями. Крыт железом, окрашенным красной краской.
В доме было 7 комнат, две кухни, две маленькие кладовочки, двое ма-леньких сеней, 2 крылечка в 8 ступенек. Наша семья (дедушкина сына Константина) занимала две комнаты с кухней, сеночками, кладовочкой. А на другой половине жил дедушка, дяди и тёти. Двор тоже был разделён.
Дом стоял на небольшом пригорке. А перед домом был небольшой огород, который был отгорожен невысоким заборчиком, реденьким аккуратненьким, выкрашенным красной краской, с небольшой калиточкой около дома, а рядом была калитка и ворота во двор.
Этот огород с цветничком перед домом, выходящий, как и фасад дома, на Набережную улицу, мы называли «фронт». Напротив, через дорогу, находился лесопильный склад, где пилили брёвна на доски, там всегда пахло сосновой смолой. Около этого склада шла тропинка через болото к дамбе, за которой текла река Мухавец. Если стать лицом к Мухавцу, то по правую сторону от склада был большой разлив воды. Летом от этого разлива дедушка отправлялся на рыбную ловлю. А зимой, когда залив замерзал, можно было хорошо кататься на коньках. Лёд был прозрачный. Один раз на Крещенье (6-го января по старому стилю) папа с мамой пошли на водосвятие и взяли меня с собой. Когда шли по льду, то папа с мамой держали меня за руки, чтобы я не поскользнулась и не упала. Мороз был -10 гр. С, было много в лодке сидели папа с вёслами, мама и я. На границе нашего огорода и соседа Харкевича на улице был колодец, откуда мы брали воду на пищу и питьё. Ещё на стирку собирали воду во время дождей с крыши домаКроме огорода «фронта» с другой стороны дома был двор, перегороженный изгородью из слег, которую мы называли перелазом. И мы, дети, очень любили лазить через него. Одна часть двора приходилась нам, а другая — дедушке. Дедушка держал свинью или поросёнка, и потому, наверное, и перегородили, чтобы свиньи не бродили по всей территории двора и не пугали детей.
За двором был сад. Огорожен он был досками выше роста человека, и доски плотно примыкали одна к другой. Дальше за забором были лачуги евреев, целый посёлочек, который тянулся к городу, к центру.
У дедушки была лодка. Он сам плёл сети, сучил пряжу на прялке для сетей. Ездил на рыбную ловлю на реку Мухавец со своим двоюродным братом Шупским, дня по три.
Один раз дедушка с Шупским поехали на рыбалку летом (кажется, это было в 1914 году, ещё война не начиналась). Расставили сети. Ночью дедушка пошел посмотреть невод. Попробовал — вроде есть рыба, стал тащить — что-то тяжело, вытащить не смог. Позвал брата, стали тащить вдвоём — опять тяжело. Подумали, что попался покойник, а в это время в сетях как забултыхалось и чуть их в реку не утянуло за собой. Это оказался сом величиной в сажень. Дедушка приехал с рыбной ловли, как именинник, весёлый. Сом с длинными усами лежал у него во дворе на столе под навесом. Сома поделили пополам: половину — Синкевичам, половину — Шупским. Тётя Люда варила уху. В зале у дедушки был накрыт белой скатертью стол. Дедушка позвал на это торжество всех своих сыновей и дочерей с семьями и внуками – «на уху».
Дедушка сам сажал сад и ухаживал за ним: окапывал деревья, обрезал их ранней весной, снимал с веток яблонь червей. В саду у дедушки было 8-10 яблонь, одна вишня, одна черешня, жёлтая с розовым бочком, по паре кустов белой, красной и чёрной смородины и крыжовника, а вдоль забора кругом была посажена малина. Были грядки с клубникой и несколько грядок с овощами. Посредине сада была клумба с цветами, за которыми ухаживала моя мама. Около клумбы были качели, которые сделал папа, и старая беседка, в которой в летние дни я любила играть. Впоследствии она пришла в ветхость, и отец разобрал её и отгородил её стенками часть нашего двора для кур, чтобы куры по всему двору не ходили, а сверху оплёл этот участок проволокой, чтобы вороны не таскали цыплят.
На «фронте» тоже делали высокие грядки и сажали огурцы и другие овощи. Было там несколько молодых яблонь и груш. И ещё недалеко от забора росла там высокая, большая старая груша, на которой было привито 7 разных сортов груш. Под этой грушей росла трава, и она стояла в огороде, как на островке. В летние жаркие дни мы, дети, любили играть под этой грушей, а когда поспевали плоды и ветви груши касались земли, мы ходили туда, как в шатёр. Вершина груши уходила высоко в небо. Когда плоды поспевали, мы паслись там, питаясь ими, — упадёт груша с дерева сочная, нежная и расквасится.
В 1915 г., когда мы уезжали из Брест-Литовска, был большой урожай груш. Дедушка объявил их продажу. Сбежалось по соседству много народу. Евреи, которые жили рядом, с улицы облепили весь заборчик, а дедушка вешал груши на длинном, большом медном безмене и через забор подавал груши ведром. Кто помогал ему собирать груши, не помню.
Через дорогу от нашего дома было болото, и тропинка около лесосклада шла дальше к дамбе. За дамбой была река Мухавец. По этой тропочке ходили купаться на речку. А на болоте было много настоящих, голубых незабудок. Это цветы моей родины. Когда весной они расцветали, то у нас дома делали из них букеты: разложат их кругом в глубокой тарелке, стеблями внутрь, нальют в тарелку воды, а сверху стеблей, посредине тарелки положат плоский, круглый булыжничек, придавят стебли, чтобы они не всплывали. Поставят тарелку посредине стола. Как это красиво! Таких незабудок и столько я больше нигде и никогда не встречала.
Однажды в жаркий летний день папа, мама, я и сестра Ундина пошли на луг (дальше болото переходило в луг). Папа с мамой сидели, лежали, смотрели в голубое небо, в лазури которого высоко проплывали иногда маленькие облачка и постепенно тут же таяли, растворялись. А мы играли около них с травой и цветами. Ещё помню дальше на горизонте, к западу виднелась высокая труба кожевенного завода.
Дедушку видела в последний раз в тот вечер, когда мы уезжали из Брест- Литовска, бежали от немцев. Это было 1 августа 1915 года.
Дедушка ещё оставался, он уехал после нас через три дня. Уезжая, он привязал свою собаку Брута (которую мы все очень любили), а сам поехал на вокзал. Но Брут, чуя что-то неладное, недоброе, оторвался и прибежал на вокзал, а дедушка взять его с собой не мог. Трагедия. Мне и сейчас, когда я вспоминаю об этом (нам рассказали), на душе становится скорбно за собаку, как она переживала, что хозяин бросил её. А хозяин и сам переживал, бросая своё родное гнездо, где прожил всю свою жизнь.
В Смоленске у дедушки жулики вытащили из кармана 15 рублей, деньги по тому времени немалые.
— Ну, погодите, жулики, — шутил дедушка после пропажи. — Я пришью в карман рыболовный крючок. Жулик засунет руку в карман — и поймается на крючок!
Все смеялись этой дедушкиной шутке.
Дедушку я очень любила.
Синкевич С.К., 199…г.»
КСТАТИ. Семья Синкевичей оставила приметный след в истории Бреста. Старший сын описанного выше Александра Иеронимовича Синкевича – Александр Александрович Синкевич в начале ХХ века создал в Брест-Литовске Коммерческое училище.
Другой сын Николай Александрович Синкевич в 1921 году по приглашению Брестской Городской управы занял должность городского инженера, и доныне сохранились здесь здания, им спроектированные и построенные.
Самый младший сын – Иероним Александрович Синкевич в межвоенном Бресте работал в Американской Благотворительной организации (ARA).
Похожие статьи:
История Бреста → Людмила Николаевна Жукович и ее путь в брестской педагогике
История Бреста → Легендарное брестское кафе
История Бреста → Картофельная водка в Царстве Польском