Дежурные по апрелю

Всегда не знаешь, с чего начать, когда пишешь на волнующие темы, особенно те, которые являются частью меня, и тем свойством памяти, которое то, что было не со мной, помнит....

Будучи маленьким мальчиком в середине семидесятых, я слышал в семье какие-то обрывки фраз, какие-то рассказы, байки, соленые прибаутки взрослых и невольно и бесхитростно все это запоминал.

И только сейчас, когда прошёл подобный путь — путь офицера, начал понимать, ЧТО прошли в свои молодые годы мои деды и бабушки.

Даже представить страшно….

Мой прадед, Соколов Александр Иванович, был купцом первой гильдии в Петербурге и растил трех дочерей – умниц и красавиц.

В двадцатые годы раскулачили родича моего, конфисковали дом на Невском и всё имущество.

Кто-то из новоиспеченной коммунистической партийной элиты заметил, что у прадеда потрясающе красивый каллиграфический почерк с вензелями. И предложили (приказали) ему должность писаря-секретаря, да не простую, а к самому Ильичу лично!

Но строптивый прадед мой, любивший Россию-матушку и считавший коммунистов преступниками, в чем, несомненно, был прав, наотрез таким же тоном, каким и предлагали, отказался…

И поехала вся семья во главе с прадедом в ссылку. Целину поднимать.

Каким-то странным образом – очень быстро, совсем юный одуванчик — моя бабушка Лидия Александровна, вышла замуж за красного полковника Костенко. Брак оказался недолгим, но продуктивным. На свет появился мальчик – брат моей мамы. Полковника вскоре перевели служить в Брест, а через некоторое время строптивая Лидочка, прихватив сына, ушла от мужа. Уехала в Минск…

В это же самое время туда из града стольного прибыл молодой красивый спортсмен-гимнаст, крест на кольцах, конь, турник, брусья, играющий чуть ли не на всех музыкальных инструментах, танцующий любые танцы, так как в юности скитался с цыганским табором. Такие многочисленные таланты позволяли ему выступать перед солдатами в гражданскую и получать в качестве платы от них пайковой сахар. А парень этот сахар собирал потихоньку и отправлял с оказией своей маме в Минск. И был это мой будущий дедушка — Виктор Антонович Войтешенок.

Жили они тогда на углу городского вала и Немиги, там, где сейчас Макдональдс. Ловили на Немиге рыбу в разливы Свислочи. А еще дед частенько на берегу маслом рисовал.

Ну как тут проскочить бедной девушке? Никак! Вот и не проскочила…

Поженились они, и по иронии судьбы, уехали в … Брест, потому что дедушка, будучи военнообязанным, был приписан к Брестскому гарнизону.

И зажили они счастливо в здании Белой Церкви, где при советской власти располагался гарнизонный дом офицеров вкупе с офицерским общежитием.

А дело тем временем подходило уже почти вплотную к осуществлению Германией плана «Барбаросса».

Дед с бабулькой уже заимели дом на улице Чкалова, сейчас как раз там «Эрмитаж» стоит. Дед мой, имевший польские корни, поехал в Варшаву к родне и вернулся перед самой войной. Тут стоит немного пояснить. У деда не просто польские корни, он – двоюродный брат Сергея Алексеевича Сикорского (матери – родные сестры), который в 1939 году был назначен секретарем по кадрам Брестского областного комитета КП(б)Б.

Дед мой, отчаянная душа, сразу по возвращению из Варшавы пошёл на приём к секретарю обкома партии по фамилии Тупицин и заявил, что война, мол, не сегодня-завтра начнется.

— Смотрите, - говорит ему дед – девки-то наши во что вырядились!

— Так это платья новомодные! — отвечает Тупицин.

— Да нет, это фрау немецкие в таких ко сну отходят! Нет, не к вечному, а так, в кроватку. Комбинашки это спальные! Солдаты немецкие такие на любовь меняют...

Тогда выхватил комиссар Тупицин свой маузер и закричал, что застрелит за распространение панических слухов и не посмотрит, что Сикорского родственник!

А наутро бежал товарищ Тупицин, бросив весь партийный архив, в том числе совсекретную информацию.

Так и застала война деда и бабушку тут, в Бресте.

Дед мой три года действительной служил в средней Азии – кавалерист, лихой казак с шашкой, а тут война, и сразу в окружении!

Первым делом немецкая власть в Бресте искала и казнила семьи коммунистов и комиссаров. Но мою семью соседи не «сдали», потому что любили и уважали деда. Несмотря на родство с Сикорским, который тогда уже был большим красным начальником.

Все дома по нынешней улице Ленина принадлежали богатым еврейским купцам. Как война началась, народец стал их добро тихонечко брать, якобы, во временное пользование. Так дед рассказывал такой случай. На углу нынешних улиц Мицкевича и Ленина, там, где сейчас аптека, старый еврей продавал муку. Дед мой зашел к нему в лавку, а тот и говорит: «Антоныч, я тебя уважаю! Бери вон с того поддона, там высший сорт». Вот как бывает…

Судьба каким-то образом разделила чету предков моих в первые дни войны, и как это произошло, точно не знаю.

Бабушку с маленьким ребёнком и её подруг поймали фрицы в крепости и по неизвестным причинам приговорили к расстрелу. Уже повели приводить приговор в исполнение, но немецкий солдат посочувствовал им и помог сбежать.

Бабушка с дитём переплыла через Мухавец, спряталась, а к ночи оказалась в районе теперешнего красного костела на Вульке, и там спрятали её баптисты в своём доме молитвы.

А дед жаждал воевать, хоть и был уже в глубоком тылу армии вермахта.

Когда по приказу партии и правительства Сергей Иванович Сикорский был назначен командующим всем партизанским движением на территории БССР, дед мой стал служить его личным ординарцем.

Вскоре каким-то чудом в отряд попала неугомонная бабулька моя, в миру Соколова Лидия Александровна, а для деда Вити — просто любимая Лидочка.

Я часто думаю, как она, этот ребёнок двадцати лет от роду, 155 см роста и 45кг веса, пускала под откос поезда, взрывала склады, резала немцев штык-ножом, сидела в болоте сутками и кушала мох и размоченные в том же болоте сухари, совершала диверсии, вытаскивала из-под шквального огня раненых, таскала на себе отрядную коротковолновую радиостанцию и, чего ну никак не могу себе представить, грела в сильный мороз ноги в телах убитых врагов. Не понимаю, откуда такая сила и несгибаемость в этой девушке?

Вот так они с дедом, бок о бок, и прошли всю войну. Семьей партизан-диверсантов.

А тем временем две бабушкиных сестрички вернулись в свой родной Питер, а вернее уже Ленинград. Вернулись, чтобы пережить ужас блокады, не стать иудами блокадных зим, остаться людьми при любых, самых страшных, обстоятельствах, чтобы выжить, воспитать детей и прожить до глубокой старости.

Я горжусь тем, что я слушал этих людей, читал их дневники тех времён и был воспитан этой памятью!

А теперь о второй половине семьи — по линии отца. О тех, чью фамилию я ношу.

Прадед мой, Васильев Исаак Фёдорович, был военным при царе-батюшке и погиб в ходе знаменитого брусиловского прорыва.

Дед, Федор Исаакович, родился в Москве. Семью выслали оттуда в Казахстан, в посёлок городского типа Шеманаиху, за то, что прадед служил офицером в царской армии.

Федор попал на фронт в 1943.

И сразу вступил в должности командира пулеметного расчёта в знаменитую 80-ю мотострелковую дивизию. Для него война началась сразу с одной из самых тяжёлых армейских операций – с форсирования Днепра.

Дед закончил войну в Берлине офицером младшего комсостава. И продолжал служить уже после нее, пока не вышел на пенсию в звании полковника танковых войск.

«Чёрный полковник»… Как же я его боялся в детстве и ненавидел! Как он железной рукой воспитывал меня, а я плакал ночами и хотел сбежать из дома!

Он мало говорил, лишь по делу, больше молчал. А вот делал много!

Это он заставлял и учил меня перепахивать огород, строить гараж, чинить велосипед, который я, конечно, ломал сам, прыгая с бордюров. Наш «взрослик» не был подготовлен к такому стилю езды, чинить его жутко не хотелось, но дед одним взглядом урезонивал меня.

Это он на Белом озере вышвырнул меня из лодки и уплыл. И я стал КМС по плаванию…

Это он по-военному жёстко, а подчас жестоко, воспитывал меня.

Он умер пять лет назад. Лежал долго, уже не узнавал меня. И теперь я ходил за ним, как за ребенком.

А когда я пришёл в военкомат, под большим секретом офицеры, знавшие меня по службе, показали его офицерское личное дело, хранившееся под грифом «совершенно секретно».

Я простил ему все…

Он числился зампотылом 50-й бригады. Не считая Великой Отечественной, воевал в Японии. Потом были Сирия, Ангола, Вьетнам. И множество военных конфликтов, которыми там богата история 20-го столетия. И даже Тоцкие лагеря были в его послужном списке!

Награды, награды и награды….

И молчал.

Ни слова. Ни полслова.

Вот такие боевые у меня предки. Я долго думал, пока это писал, как же назвать их всех? Коротко, одним коротким предложением? И в голову пришла такая строчка:

Дежурные по апрелю

По последнему месяцу самой кровопролитной в истории человечества войны.

Смотрю на фотографии… Мне 42, а им было по 25. Дети! Совсем дети! Дежурные по апрелю 1945 года. И очень многие вечные дежурные, которым вечно по 20.

Те, кто навсегда прославил русское оружие.

Те, за кого третий стоя!

Молча…

И прочь головной убор!

Дмитрий Васильев специально для социального портала Реальный Брест

Дежурные по апрелю

Похожие статьи: