Брест-Литовск: эвакуация из города глазами ребенка
Новый журналистский проект «1915. Великий исход» в «Заре» посвящен теме беженства в годы Первой мировой. Он задуман как своеобразное продолжение публикаций материалов на страницах областной газеты о событиях, происходивших на Брестчине более 100 лет назад. Это не историческое исследование, а рассказы о судьбах людей, на этой земле живших, с ней связанных, и взгляд сквозь призму времени на события и перипетии дня сегодняшнего.
Психологи говорят, что дети, столкнувшиеся с войной, воспринимают ее примерно так, как взрослые, только они не понимают, почему какие-то очень нехорошие люди хотят их убить.
Не хочу войны!!!
Причин войн и большинство взрослых не очень-то понимает, но дети чаще всего вообще не задаются таким вопросом. И все потому, что в сознании ребенка в это время происходит катастрофа гораздо большего масштаба – рушится представление о мире, которому он доверял и в безопасность которого верил. Мне кажется, именно об этом в воспоминаниях о первых днях Первой мировой войны дочери штабс-капитана Брест-Литовской артиллерии Михаила Креповича Лидии Конопацкой: «Объявлена мобилизация. Мы должны уехать из Бреста. Зачем, когда так хорошо и весело на форту? Какая такая мобилизация? Папа сказал: «Война». Какая война, с кем война… Не хочу войны!!! Но меня не спросил никто об этом… Начались сборы. Упаковывались вещи, мебель, и достаточно было одного дня, чтобы можно было не узнать нашего очаровательного гнездышка. Везде валялась солома, кипы рогожи, ходили мужики, что-то носили и возили. Едем в Москву, пока к тете Ане, на дачу, затем я в институт, а мама с Нинушей к тете Соне в Мглин. Мама плачет без перерыва, и когда я бросаюсь утешать ее, шепчет: «Больше никогда, наверное, не суждено будет вернуться сюда! Что будет, что будет»… Так оно и случилось. Милый, дорогой форт, полный чудных волшебных воспоминаний, никогда уже не увидит своих прежних хозяев. Теперь я понимаю, что значат слова: «Детство, золотая пора». На форту схоронено мое детство, моя золотая пора».
Об эвакуации Брест-Литовска, увиденной глазами ребенка, можно прочесть в записках еще одного очевидца событий. Их автор Вера Алексеевна Венцковская – внучка последнего коменданта крепости Брест-Литовск генерала Лайминга.
«Я до сих пор помню этот серенький, холодноватый день… Прошло семьдесят лет, но как ясно всё это встает перед глазами! Тогда, в этот день, я впервые в жизни поняла, что значит слово
«НИКОГДА». Все уже были внизу, усаживались в автомобиль, я немного задержалась и вышла из комнаты уже одна, закрыла дверь, обернулась – никогда не войду туда… Вошла в залу – два трюмо, и в обоих отражается мой каждый шаг, последний здесь, в этом зале, последний раз отражаюсь в этих трюмо, спускаюсь, каждая ступенька – в последний раз. Вот ниже этажом штаб – вышли писари: счастливого пути, тихо говорят они, я молча благодарю их, кивая на прощание. Открыла тяжелую дверь на улицу – вот две полосатые будки, в которых Аля и Лиля, взяв свои детские ружья, встав на караул, приветствовали заехавшего в крепость великого князя Кирилла Владимировича с женой Викторией, а он, улыбаясь, отдал им честь (бабушке пришлось устраивать шикарный обед для всей свиты и их высочеств – она ужасно сердилась – жаль было денег)… Как давно это было… Умещаюсь в автомобиле где-то между мамой и дедушкой, папа и Лялька рядом с шофером – какие вместительные были автомобили! Там все – и бабушка, и тетя Оля с Юрочкой. Поехали. Над нами высоко-высоко вертится немецкий аэроплан в окружении сереньких облачков – были тогда же зенитки? – Поехали. Прощай, крепость! Выехали за ворота – Тираспольские, кажется, не помню, вернее, не знаю, забыла. Едем мимо большого сада на слиянии Буга и Муховца – какие там были черешни и сливы и, главное, шампиньоны на дорожках, и рядом, около порохового погреба, сразу же за проволочным заграждением. Там они были особые, но часовой следит: отойди! А я тяну руку, как только он поворачивается ко мне спиной и, в конце концов, мне удается достать наиболее близкие и уйти, чтобы не доставлять лишних мучений бедному солдатику. Уже ничего не видишь, слезы застилают глаза, ведь через какой-нибудь час мы уедем, а они ОСТАНУТСЯ, их, может быть, убьют, и я НИКОГДА ИХ НЕ УВИЖУ!!!»
Самое дорогое и нужное
Когда наш мир рушится, мы стараемся спасти самое дорогое – то, что нас с этим миром связывает. И нити эти бывают самыми разными…
Военный инженер Владимир Максимович Догадин вспоминал: «В первый же день мобилизации в ночь на субботу все семьи офицеров крепости должны были быть эвакуированы на поезде, отправлявшемся из Брест-Литовска в 3 часа ночи. Это мероприятие застало нас всех врасплох, так как никогда о нем нас не предупреждали, и поневоле мы, привыкшие к условиям долгого мирного существования, совершенно растерялись. Мне предстояло отправить в эвакуацию жену с дочкой трех лет и няньку. Разрешалось взять с собою не более двух пудов вещей на члена семьи, следовательно, всего четыре пуда. Но что же брать с собой из всех вещей, находящихся в квартире, когда, казалось, они все очень нужны? Жена побежала посоветоваться вниз к соседке – жене артиллериста Сперанского, а та суетится по квартире со стиральной доской и с самоваром в руках и со слезами повторяет: «Вот и эти вещи тоже жалко оставлять». Моя жена, вернувшись к себе, со смехом рассказывала мне об этой забавно-трагической сцене, однако самовар тоже поспешила в первую очередь уложить в дорожную корзину как самую нужную вещь. Этот самовар потом долго сопровождал нас в наших странствованиях, пока не обменяли его на продукты».
Из воспоминаний Веры Венцковской: «Вокзал. Поезд. Наш специальный вагон. «Зачем нам целый вагон?» – спрашивает бабушка. Но так распорядился начальник вокзала: как же, семье такого коменданта! Боже мой, как я всё это помню – эту небольшую группу любимых людей. Какие серые, мертвые лица у мамы и папы, у мамы слегка шевелятся губы, папа молчит, только смотрит, не отрываясь. Вот шофер Тарасов схватил в объятия Ляльку. Он его очень любил, ведь Лялька с ним ездил каждый день. Он великолепно научился править автомобилем: всегда, когда дедушка с папой ездили по фортам, он их сопровождал, сидя у папы на коленях. Тарасов называл его ласково ужасно смешным именем – «Ляля-пусик-кролик-тормозила». Всё. Вошли в вагон. Мальчики уже отвлеклись – даже сентиментальный Алечка, но он ведь не очень любил отца: по существу, он его нечасто видел, а его мама и братик – вместе с ним. Начинает накрапывать дождь. На минутку вышли. Еще раз поцеловали друг друга, вошли. Тронулся поезд, капли дождя оседают на окошках. Вот идут рядом с поездом дедушка, папа, дядя Володя и приехавшие на вокзал из госпиталей, где они работали сестрами, тетя Лида и тетя Лена. Уже не видно никого. И я отхожу к противоположному окну. Мне видно купе – в уголке, прижавшись, сидит бабушка, в руках у нее большой ларец.
«Зачем он вам, мамочка?» – спрашивает моя мама. – «Зачем? Ах да, там всё столовое серебро», – кажется, отвечает бабушка. Зачем серебро, если их убьют!
Мимо мелькают скромные белорусские деревеньки с большими гнездами аистов на крышах. И всё затянуто дождем».
А ученица начальных классов Брест-Литовской женской гимназии Женя Березовская, уезжая с родителями в эвакуацию, в отведенный ей 32-килограммовый лимит в первую очередь включила свое гимназическое платье и фотографии подруг детства. Эти вещи стали оберегом юной брестчанки в ее пути сквозь исторические и жизненные катаклизмы века ХХ. В отличие от хозяйки, спустя долгие-долгие годы эти вещи таки вернулись в город над Бугом.
Черно-белые фотографии, кружевные манжеты, воротничок, пуговицы и два шелковых банта желтого и синего цвета с гимназического платья своей бабушки в Брестский областной краеведческий музей передала известный белорусский историк и археолог, старший научный сотрудник Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси Людмила Владимировна Дучиц. И сегодня их можно увидеть под стеклом одной из витрин в экспозиции зала №5.
* Автор выражает благодарность за помощь в подготовке материала заведующей научно-экспозиционным отделом Брестского областного краеведческого музея Нине Кирилловой.
Олег ГРЕБЕННИКОВ