Из 115 домов, которые были в начале войны, уцелело только 19
До Великой Отечественной войны в деревне Застаринье Городищенского района Барановичской области (ныне Почаповского сельсовета Барановичского района Брестской области) жили 412 человек, было 115 домов. 2 мая 1943 года ее постигла страшная участь Хатыни. 382 мирных жителя, в том числе 70 детей, не достигших десятилетнего возраста, были убиты, а их дома сожжены. Из 115 домов, которые были в начале войны, уцелело только 19…
Жертвы свидетельствуют
Среди немногих выживших в тот кровавый майский день была восьмилетняя девочка Нина. Через почти три десятилетия после трагедии Нина Захаровна Головач станет важным свидетелем в деле расследования преступлений нацистов и их приспешников. Ее показания невозможно читать без боли и содрогания:
«…В годы временной оккупации немецкими захватчиками территории Барановичского района я с родителями проживала в деревне Застаринье, Барановичского района Брестской области. Мои родители занимались сельским хозяйством. Деревня в годы оккупации входила в партизанскую зону и у нас постоянно бывали партизаны. Хотя я в то время была маленькой, мне было всего 8 лет, я хорошо помню эти обстоятельства до настоящего времени. Моя девичья фамилия Букрей.
Хорошо помню дату 1 мая 1943 года. В этот день в нашей деревне было очень много партизан. В деревне, на горе, в честь праздника, дня 1 МАЯ, партизаны провели митинг, на котором были почти все жители нашей деревни. После митинга в деревне находилось много партизан. На следующий день, 2 мая 1943 года, рано утром, с восходом солнца, меня разбудили мои родители. В это время была слышна стрельба, которая раздавалась где-то за нашей деревней, а затем она стала нарастать, отчетливо слышалась винтовочная и автоматная стрельба в непосредственной близости от деревни. Родители в это время выносили кое-какие вещи на улицу. Моего брата Ивана родители отправили в лес, туда он погнал корову, за ним следом в лес побежал и мой отец Букрей Захар Августинович. В доме осталась я с матерью Букрей Анастасией Александровной, братом Арсением, ему тогда было 4 года, бабушкой и дедушкой.
В это время по деревне промчались кавалеристы в немецкой форме, их было несколько человек, следом за ними в деревню прибыли каратели на танкетках, автомашинах и на повозках, их было много. Они были одеты в немецкую военную форму зеленого цвета, какие у них были знаки отличия, погоны, петлицы, кокарды я не помню. На головных уборах – пилотках и фуражках – у них были кокарды, но как они выглядели, я не припоминаю. У некоторых карателей на голове были каски.
Ворвавшись в деревню каратели стали ходить по домам и забирали партизанское имущество, оставленное ими при отходе из деревни. Спрашивали где партизаны, требовали яйца, масло. С такими вопросами они обращались к моей матери, как только вошли в наш дом. Не могу сказать в какое точно время, но приблизительно в течении первого часа пребывания в нашей деревне каратели расстреляли Лебейко Юрия, отчество не помню, нашего соседа. Кто его расстрелял и за что, я не знаю. Говорили, что он ответил карателям что-то не так, как им хотелось. Убит от был на улице около своего дома, в промежутке между его и нашим домом. Я видела его труп, но какие у него были ранения, я не помню. Тогда же ими был расстрелян другой наш сосед Бернат Константин, отчество не помню. Кем конкретно из карателей он был расстрелян и по какой причине, мне не известно. Его труп лежал на улице, но где именно, я не помню.
Затем на окраине деревни на горе начался бой карателей с партизанами. Бой был сильный, каратели стреляли из различных видов оружия, деревня гудела от стрельбы. В это время в районе, где каратели вели бой с партизанами, загорелось несколько домов местных жителей. Бой начался приблизительно в 10-11 часов утра и продолжался до обеда, пока партизаны не ушли в лес. Во время боя мы находились с матерью у себя в доме. Мать выносила вместе с нами различные вещи к реке, чтобы они не сгорели, если в ходе боя загорится наш дом.
Я помогала матери выносить вещи к реке, это делали и дедушка с бабушкой. Затем бой закончился, в деревне наступила вроде тишина, были слышны отдельные выстрелы и перестрелки. В это время мы находились у себя в доме. Затем все пошли на огород, к реке, где находились вынесенные из дома вещи. Там нас обнаружили каратели и приказали идти в деревню, а затем всех, меня, мою мать, братишку Арсения, бабушку и дедушку, загнали в дом нашего односельчанина Михан Ильи, отчество его не помню. Когда нас загнали в дом Михана Ильи, там уже находились люди, около 10 человек. Затем каратели пригоняли в дом других односельчан. В доме находились мужчины и женщины, старики и дети. Всего в доме было, я впоследствии узнала, 24 человека, все находились в одной комнате, никакой обстановки и мебели в ней не было. Очень хорошо помню, что каратели, которые нас загоняли в дом Михана Ильи и пригоняли других односельчан, ходили с засученными по локоть рукавами, разговаривали они на русском языке. Согнанных людей они спрашивали, где спрятаны золото, шелк и оружие. Им отвечали, что всё, что было, всё вынесено на улицу и больше ничего нет, а оружия никогда и не было. После этого три карателя, они мне были не знакомы, молодые по возрасту приказали всем находившимся в доме ложиться на пол один около другого. При этом они приказали лежать на полу и не шевелиться, предупредив, что кто шелохнется и поднимет голову, того они будут казнить. Все, кто находился в доме легли на пол. Я лежала рядом с матерью, братишкой, дедушкой и бабушкой, мы лежали на полу недалеко от дверей. Комнатка эта была небольшой, и, когда все легли на пол, свободного места на полу уже не было. Каратели, подавшие команду ложиться на пол, были вооружены автоматами. Когда все легли на пол, каратели стали стрелять по лежащим на полу людям из автоматов, стреляли очередями. Помню, что мне на спину сыпались стреляные гильзы и скатывались на пол. Их было много. После этого каратели закрыли дверь и ушли из дома. Я ранений не получила, но подняться боялась. Я была забрызгана кровью, кровь была и на полу, где я лежала. В это время кто-то стал сильно стонать у стены. Я отважилась подняться и посмотрела в окно. Я увидела, что наш дом горит, догорала крыша дома и уже частично обвалилась внутрь дома. Я осмотрелась по сторонам в комнате. Отчетливо помню, что одна женщина лежала на полу, у которой на голове был повязан белый платок, он был весь залит кровью, был весь красным. Только в некоторых местах были видны белые просветы. Стонало еще несколько человек в разных местах комнаты, но кто именно, я понять не могла. После этого я легла вновь на то место, где лежала. Спустя некоторое время я услышала шаги, двери открылись и в комнату вошли люди, они разговаривали между собой. Я услышала их слова «нужно добить». Кто вошел в комнату, я не видела, я лежала на своем месте и не шевелилась, голову не поднимала. Я слышала, что каратели пошли по комнате, они прошли мимо меня, шли, видимо, по трупам людей, поскольку свободного места на полу не было почти, были небольшие кусочки свободного места между телами людей. В комнате раздалось несколько одиночных выстрелов, стоны после этого прекратились. После этого каратели ушли из дома и закрыли двери в комнату. Я вновь поднялась, подошла к окну и посмотрела на улицу, потом посмотрела в другое окно. Видела, что в деревне горели дома в обоих концах деревни. Для чего я поднималась и смотрела в окна, я в настоящее время объяснить не могу. Посмотрев в окна, я возвратилась и легла на пол на прежнее место. Когда я лежала на полу, в дом еще несколько раз заходили каратели и вели между собой разговор, из которого я только помню слова «нужно проверить». При этих приходах они в комнате не стреляли, никто в комнате не стонал. Когда я поднялась в третий раз, я стала звать свою мать, трясла ее, но она не отвечала и не подавала признаков жизни. Я вышла на улицу и увидела, что каратели находятся около наших вещей, которые мать, дедушка, бабушка и я выносили из дома. Они перебирали и копались в наших вещах. Деревня со всех сторон горела, горели дома по соседству с домом Михана Ильи. Я испугалась и возвратилась в дом Михана. Когда я вошла в комнату, там приподнялась хозяйка дома Михан Нина, отчество не помню, которая просила меня приподнять ее к окну. Я подошла к ней, она приподнялась, я поддержала ее. Она хотела посмотреть в окно. Когда она взглянула в окно, сразу стала падать, я не могла ее удержать, она упала на пол и не подавала больше признаков жизни. В комнате никто не стонал, никто не шевелился, никто не подавал признаков жизни. Я опять легла на пол на прежнее место около своей матери. Никто после этого в дом не входил. В деревне уже не было слышно стрельбы, иногда только раздавались одиночные выстрелы. Машины и танкетки уже по деревне не ходили, шума моторов не было слышно.
Только когда в деревне немного стихла стрельба, карателей голосов около дома не было слышно, я испугалась, что загорится дом, в котором я нахожусь, т.к. все соседние дома уже полностью были охвачены пламенем. Над деревней поднимались густые клубы дыма, вся деревня полыхала в огне. Поскольку в доме никто не подавал признаков жизни, всё вокруг горело, я испугалась и побежала на улицу. Выбежав на улицу, я увидела, что вокруг всё горит, я побежала в сторону от деревни, в направлении деревни Буневичи. Я отбежала около 200-300 метров, добежала до дороги и легла в канавке недалеко от дороги, идущей на Городище. Дом Михана Ильи в это время не горел и впоследствии он остался целым. Сколько времени я лежала в канаве, я сказать затрудняюсь, но помню, что сильно замерзла. В это время каратели уже начали выезжать из деревни. Первыми ехали кавалеристы, я сначала смотрела на них, потом смотрела лежа на боку. Меня, видимо, заметили конные. К яме подъехали два карателя верхом на лошадях, я закрыла глаза. В это время один из них сказал: «Нужно добить». Другой сказал: «Сама дойдет». После этого каратели от меня уехали. Потом из деревни по дороге в направлении Городища двигались танкетки, автомашины и обоз карателей. Помню, что из деревни гнали очень много скота, но в каком порядке в цепи карателей гнали скот до обоза или следом за обозом карателей, точно не припоминаю. Я в канаве лежала до тех пор, пока обоз карателей не отъехал от деревни на значительное расстояние, пока не скрылся за кустами. После этого я встала и увидела, что у меня всё пальто замазано кровью. Я пошла в деревню и подошла к дому, вернее месту, где ранее стоял наш дом. Там догорали остатки стен дома. Я погрелась у пожарища и пошла на огород, где находились наши вещи. Они все были раскиданы по огороду. Наступал вечер, и я боялась оставаться одна, я не знала, где мне ночевать. В деревне осталось после ухода карателей только 5 или 6 домов. Я пошла в сторону деревни Сениченята и там встретилась с выходящими из леса жителями нашей деревни, которые до прихода карателей в деревню успели уйти в лес. Я рассказала им, что вся деревня карателями сожжена, люди расстреляны, а каратели из деревни уехали в направлении Городище.
Односельчане пошли в деревню Застаринье, а меня отвели в дом наших знакомых, проживавших на хуторе, около леса, приблизительно в 2 километрах от деревни Застаринье. Там меня и нашел мой брат Иван, а затем отвел к тете в деревню Козловичи Барановичского района. Утром к тете мой отец привёз тяжелораненую мою мать, она прожила 4 дня и умерла. У нее было ранение в области затылка на голове и второе ранение в ногу. Из числа лиц, расстрелянных карателями в доме Михан Ильи, в живых остался Михан Николай, он проживает в настоящее время в деревне Железнице. Он был ранен. Когда я поднималась в комнате, выходила на улицу, я не помню, чтобы Михан Николай подавал какие-либо признаки жизни. Когда он вышел из дома, я не знаю. Из дома после моего выхода выползла моя мать и Бернат Анастасия Фоминична. Остальные односельчане из дома Михана Ильи были убиты карателями.
Никого из числа карателей я не знала по фамилии, черты лица никого из них у меня в памяти не сохранились, и в настоящее время я их опознать не могу. Позднее я узнала от односельчан и других лиц, кого именно, не помню, что расправу над мирными жителями в деревне Застаринье учинили каратели батальона, который в то время располагался в м. Городище и деревне Великое Село Барановичского района Брестской области. В составе этого батальона служили изменники Родины – украинцы, русские и белорусы. Какой номер носил этот батальон, как он именовался, мне неизвестно».
Преступления без срока давности
Уже после войны в начале 1970-х следствием было установлено, что зверства против мирных жителей деревни Застаринье совершили каратели из 57-го полицейского батальона (Schutzmannschafts-Battalion 57), располагавшегося с марта 1943 года в Городище. Списочный состав батальона составляли около 80 немцев и от 300 до 400 этнических украинцев, русских и белорусов. Использовали этих отборных садистов для борьбы с партизанами и в карательных акциях по истреблению мирного населения. В их кровавом списке жертв тысячи убитых мужчин, женщин и детей. Это они участвовали в карательных операции «Хорнунг», в ходе которой с 8 по 26 февраля 1943 года в районе Ленина – Ганцевичей – Слуцка было убито 12 897 человек. В отчетах этих палачей отмечено, что 16 февраля 1943 года только в Копацевичах они расстреляли 600 «подозреваемых в бандитизме», а 17 февраля в Петревичах и Милковичах около 320 «подозреваемых» – стариков, женщин и детей. Садисты «Schuma 57», «отличились» и в карательных операциях «Котбус», «Герман». Жертвами «Котбуса» стали по меньшей мере 9776 человек. В ходе операции «Герман» 4280 человек были убиты и 20 954 депортированы на принудительные работы в Германию. Еще 2000 – 3000 человек погибли, когда нацисты загнали их на минные поля для «разминирования». Когда летом 1944 года немцы под натиском Красной Армии бежали, ошметки этого карательного батальона вместе с другими такими же формированиями из предателей Родины «всплыли» в Восточной Пруссии и Польше, где из них по приказу Гиммлера была сформирована дивизия СС. После войны уцелевшие коллаборанты из «Schuma 57», как черви, расползлись по щелям Европы, обеих Америк и даже Австралии. Известно, что этнические немцы, служившие в батальоне были, обвинены новыми германскими властями в участии в массовых расстрелах и казнях, но… только на территории Германии! И большая часть этих разбирательств, тянувшихся до 1977 года, закончилась прекращением дела, а одно – оправданием! До сих пор неизвестно, был ли осужден хоть один отморозок, служивший в «Schuma 57». Но для преступлений против человечности нет срока давности! Установить и найти всех виновных и призвано расследование уголовного дела о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период. И рано или поздно все изуверы-преступники будут осуждены. Только тогда можно будет говорить об окончательном завершении войны с нацизмом.
Олег ГРЕБЕННИКОВ