Сочинение на тему...

Точнее, если быть объективным, то сквер уже давно существует. Находится он на территории бывшего военного госпиталя. Однако закрыт высоким забором со всех сторон, и входа туда нет. Вся площадь рощи одичала и частично засыпана мусором. Сквер можно очистить, окультурить, придать ему законный статус, назвать в честь кого-либо (чего-либо) и открыть для посещения.


В первых числах ноября 2017 года на встрече с правительством, касающейся уплотнения застройки в центре Минска и вырубке зеленых насаждений, Президент РБ Александр Григорьевич Лукашенко заявил: «Вы сажали эти деревья, чтобы их пилить? Вы у себя во дворе спилите вековое дерево и посадите там молодое, какая будет от этого польза? Надо прекратить этот разбой! Видите ли, дерево упадет на дорогу. Ну, упадет, уберем. Если исходить из этого, надо выпилить все парки в городах».

Ни для кого не секрет, что во времена Советского Союза Брест считался самым «зеленым» городом. Число зеленых насаждений в Бресте во много раз превышало количество его жителей. Некогда тополиные аллеи вдоль центральных улиц и бульваров были своего рода визиткой нашего города. Но, видимо, что-то пошло не так, и в буйных 90-х вся эта полезная красота пошла под пилу с мотивацией, что, мол, мешает аллергикам.

Еще одна проблема – омела, с которой вопрос никак не решается. Высокие красивые деревья гибнут по всей территории города. С лёгкой руки современных деятелей зелёные территории Бреста заполоняют инвазивные виды, вытесняющие наши родные дубы и клёны.

В последнее время в нашем городе осуществляется ряд мероприятий, нацеленных на высадку молодых деревьев в новых микрорайонах, заложен парк 1000-летия, ведутся работы по реконструкции Городского сада. Рассматривается вопрос о высадке вечнозеленых, хвойных пород в городе. Ранее считалось, что городская среда не подходит для их роста. Тут смело оглядываемся на старушку Европу и видим, как там все утопает в хвое и странным образом не засыхает в городской среде.

А тем временем в центре Бреста существует прекрасный, но позабытый зеленый островок, обнесённый забором.



Еще в Советское время на территории бывшего плаца интендантского городка, а впоследствии военного госпиталя, между улицами Кирова и Папанина, был заложен сквер. Здесь до сих пор сохранилась прекрасная березовая аллея, растут ясени, клены, яблони, голубая ель. Здесь также некогда был создан искусственный водоем.


После распада Советского Союза и вывода большинства военных частей из Бреста отпала необходимость и в самом госпитале. Здания долгое время стояли брошенными, но тем не менее обрели новых хозяев. Сквер же остался местом свалки бытового мусора и маргинальных «пикников».




Какая судьба предначертана этой маленькой парковой территории? Если данная земля входит в сферу интересов «Полесьежилстроя», перед натиском которого не устоит ничего в Бресте, то скверу осталось жить недолго, и это лишь вопрос времени. Все-таки центр города.

За комментарием о судьбе госпитального сквера мы обратились к главному архитектору города. «Старый сквер сохраняется. Мы планируем его сделать доступным, общегородским» - пояснил Николай Николаевич Власюк.


Если принять во внимание слова нашего Президента относительно вырубки старых деревьев, то, при желании, госпитальный сквер сохранить можно. И нужно! Не придётся даже деревья высаживать. Достаточно убрать молодую поросль, вынести мусор, убрать старые автомобильные боксы, разбить аллеи и поставить лавочки с урнами. И тем самым подарить брестчанам еще один зеленый уголок в центре города к празднику 1000-летия!

В западной части Кобринского укрепления Брестской крепости, образуя с казармой единый ансамбль в стиле конструктивизма, расположено здание штаба, которое нам часто преподносится СМИ, как штаб 125 стрелкового полка.

В последние годы благодаря усилиям современных патриотов, здание штаба было практически спасено от разрушения и уже совсем скоро откроет свои двери как патриотический центр.

Встречая каждый раз упоминание об этом месте, как о штабе 125 стрелкового полка, мне трудно было понять, почему именно этот период существования исторических казарм принято выделять? Никто ведь не называет их «Польские казармы» или «Казармы польского 30 артполка». А ведь именно так справедливо было бы их величать, т.к. построены они были в период межвоенной Польши, в 1935 году.

Скорее всего дело в том, что многие объекты крепости привязаны к названиям подразделений находящихся в ней на момент июня 1941 года, т.к. героическая оборона у нас в приоритете. Или о том, что было здесь до 125 полка, просто никто не знает?

125 стрелковый полк РККА заселился в эти казармы в 1939 году, а с началом ВОВ, в июне 1941 года, согласно плану развертывания при начале боевых действий, успел в большинстве покинуть крепость и выйти на исходные позиции в район сосредоточения.

Мне кажется несправедливо, что история появления этих казарм, и военных, изначально их заселивших, умалчивается. Об этом и пойдет речь в данном блоге.


30 полк легкой артиллерии образовался из 5 полка полевой артиллерии, сформированного в Сибири. В августе 1918 года в Бугуруслане капитан Людвик Юркевич начал формирование батарей легкой артиллерии, которая затем преобразовалась в 5 полк полевой артиллерии в составе 5 дивизии стрелков Войска Польского в Сибири.
Еще до окончания формирования отдельные батареи и дивизионы принимали участие в боях с большевиками в Сибири.

В конце концов был сформирован двухдивизионный полк, командиром которого стал полковник Скиргелло-Яцевич. Почти все офицеры этого подразделения получили погоны еще в бывшей русской армии, подофицеры-канониры, в основном из бывшей австрийской армии (как пленные, сосланные в Сибирь). Большую группу добровольцев с территорий России составляли потомки сосланных повстанцев 1830 и 1863 годов.

Ввиду серьезного положения в стране летом 1920 года на польско - советском фронте полковник Казимир Румша (бывший командир 5-й дивизии), получил приказ на формирование в городе Грудзёндз пехотной бригады с дивизионом артиллерии и конницы. В конце июля бригада пополнилась добровольцами из Вроцлава, Калиша, Кутна и Лодзи.

В начале августа бригада получила вооружение и снаряжение в Скерневицах. Затем была направлена в 5 армию генерала Владислава Сикорского, ведущую бои с большевиками в северном направлении от Варшавы.

Дивизион легкой артиллерии вошел в состав бригады и вместе с ней воевал в северной Мазовии под Борковом, Завадами и Ельцем. Сибирская бригада вместе со всей 5 армией участвовала в преследовании отступающего неприятеля, двигаясь через Насельск и Маков.

Под Прусиновичами, Шекоцином, Чарностовом и Хожелями выдержала очень тяжелые и кровопролитные бои.

В середине ноября 1921 года дивизион полевой артиллерии Сибирской бригады был перенесен в Грудзёндз, а затем в Картуз, где 15 июля 1921 года был преобразован в 30 полк полевой артиллерии.

В октябре вновь сформированный полк был направлен на новое место дислокации - в Бялу Подляску. Его командиром стал один из первых солдат полка подполковник Людвик Юркевич.

В конце сентября полк перешел во Влодаву. Условия, в которых оказался офицерский, подофицерский и канонирский состав в это время, были очень тяжелыми из-за неустроенного быта, плохого снабжения и большого количества служебных обязанностей. Гарнизонная жизнь протекала в большом труде и однообразно.

.
В 1929 году на место командира полка полковника Людвика Юркевича пришел подполковник Людвик Бучек из бывшей австрийской армии. В 1930 году изменилось название — 30 полк полевой артиллерии на 30 полк легкой артиллерии, засчет модернизации и обновления вооружения парка. Осенью 1933 года 30 полк легкой артиллерии был передислоцирован из Влодавы в Брест-над-Бугом.

В Брестской крепости были расквартированы 1 и 3 дивизионы. 2 дивизион два года стоял в Березе Картузской. Сначала 1 дивизион поместили на Бугшопах, в 9 кирпичных бараках, расположенных у Буга между Крепостью и железно-дорожной линией Брест-Варшава (ныне склады погранотряда). 3 дивизион дислоцировался в форту генерала Сикорского (форт Граф Берг).

В 1935 году полк получил новопостроенные казармы на территории Крепости, в западной части Северного острова. 2 дивизион был переведен из Березы Картузской в Бугшопы.

О казармах полка вспоминает Збышек Цимерский: «Казармы были построены в 1933-1935 годах. Все здания были кирпичными, с внешней стороны обложенные серым цементным кирпичем ( к спору о выборе цвета фасадной краски при ремонте патриотического центра).

Они были оснащены водопроводом, канализацией, центральным отоплением. Полы в солдатских помещениях и канцеляриях были выложены дубовым паркетом, всегда прекрасно натертым. Вся казарменная территория содержалась в хорошем состоянии, было много цветочных клумб, газонов и вновь посаженных деревьев.
Вокруг плаца стояли здания. В двухэтажном, самом ближнем к Бельским (Северо-Западным) воротам, находилось командование полка, а на первом этаже - караул полка. В примыкающем к нему участке с арочным входом располагалась полковая гауптвахта, где окна были закрыты решетками.

Соседний казарменный блок, тоже двухэтажный, занят был 1,2, 7 и 8 батареями. Слева, возле старого порохового склада, располагалась полковая кухня со столовой для солдат.

В 2006 году, когда данная территория отошла в ведомства города Бреста, данная постройка была снесена с обоснованием – новодел. Такая же участь постигла здание полкового парка или орудийной, которое располагалось около вала окружающего остров.

Территория полка была огорожена бысоким проволочным забором по всему периметру. Попасть туда можно было используя два входа. Через Бельские ворота и через браму с часовым, которая находилась за домами офицеров, в конце аллеи им.Пилсудского.

Северный остров и сейчас пересекает две дороги. Одна от Северных ворот до поста милиции, ранее - аллея 3-го мая. Вторая - от Восточных ворот до казарм 30 полка - бывшая аллея Пилсудского.

Далее, вымощенная плиткой трилинкой (признана новоделом, снята и перенесена в проем Треспольских ворот в 2010 году), минуя с правой стороны старый форт (Западный редюит) где размещалась жандармерия, а с 1935 года хозяйственный взвод и санпропускник 30 полка легкой артиллерии, мимо казарм полка, дорога вела на плац, где проводились построения и строевые тренировки. А во время празднования дня полка проходил торжественный парад.

Весной 1937 года командиром полка был назначен подполковник Ежи-Александр Завиша.

17 июля 1938 года полк получил знамя из рук маршала Эдварда Рыдз-Смиглого на аэродроме в Замосце, по случаю предстоящего празднования 20-летия полка.
По традиции знамя каждого полка имело свою крестную, как покровителя полкового штандарта. Крестной матерью знамени 30 полка легкой артиллерии стала писательница с Полесья – Мария Родзевич, проживавшая в имении Грушево под Кобрином.

Проведя небольшое исследование, можно предположить, что на данном снимке запечатлен момент торжественного выноса знамени полка, вероятно приуроченному к мероприятиям празднования дня полка в Бресте-над-Бугом. И скорее всего, первый в кадре - командир полка, полковник Ежи Завиша.

23 марта 1939 года 30 полк легкой артиллерии как подразделение прикрытия получил приказ о мобилизации. Принял новобранцев служащих запаса, лошадей и снаряжение. По истечении двух суток 30 полк легкой артиллерии железнодорожным транспортом выехал в район Видавы.

В Бресте-над-Бугом, в казармах полка осталось охранное подразделение и интендатский взвод во главе с майором Леонардом Бурсой. В форту Сикорского(Граф Берг) - взвод связи 30 полка. Полковое знамя оставалось на хранении в штабе полка. Дальнейшая его судьба неизвестна.

С 1 сентября полк принимал активное учатие в боевых действиях, постоянно перемещаясь по фронту. 12 сентября при защите крепости Модлин, 30 полк легкой артиллерии перестал существовать. Полк, который 21 год служил своей Отчизне, добросовестно исполняя свой солдатский долг.

После затяжной зимы, в один из первых весенних теплых вечеров мы неспешно прогуливаемся по улицам нашего небольшого городка. Я держу за руку девушку, в которую влюблен. Легкий ветер играет в её волосах, она улыбается и смотрит на меня своими серо-голубыми глазами. Я наслаждаюсь этим мгновением и чувствую, что это, наверное, и есть тот короткий миг, который мы называем счастьем. Она обращается ко мне по имени. Она зовет меня…

…Я постепенно прихожу в сознание. Жгучая боль от полученного в грудь ранения отрезвляет, возвращая меня в реальность. Мне душно и жарко. Превозмогая боль, сквозь стон, пытаюсь пошевелиться, разжимая запекшиеся от жажды губы. Пить… Ужасно хочется пить, но моя фляга пуста. Июньское солнце жаркого лета 1941 года делает свою работу, и трупы погибших возле меня товарищей начинают издавать ужасный, тошнотворный запах. Я все еще жив. И снова в реальности, на войне. Вокруг только смерть, которая уже нависла надо мной и ведет последний отсчет моего земного пребывания. Я опять в этом ужасе, от которого хочется скрыться. Закрыть глаза и остаться там, навсегда рядом с ней, где царит мир и покой. Хотя бы на время забыться, избавиться от этой жуткой, до боли ясной реальности. Но я все еще борюсь со смертью. А значит, я еще жив…

В 1940 году во время второй мировой войны, я был мобилизирован на военную службу, так и недоучившись в университете. В наш полк поступил на должность командира отделения, в звании ефрейтора. В то время, когда в Европе уже полыхала война и на ее полях ежедневно погибали люди, наши армейские будни протекали относительно спокойно. Поход за походом, тренировки в стрельбе, форсированию водных преград, навыки рукопашного боя и так далее. Шел 1941 год. Для усиления приграничных рубежей, наш полк был переведен для прохождения службы в новое место, с дислокацией возле самой границы, которая в то время проходила по реке Буг. Отдел пропаганды ежедневно рассказывал нам о политических событиях, завершая тем, что враг не дремлет и неровен час, нам придется столкнуться с ним лицом к лицу.

Сюда постоянно приходят письма от моей девушки, которая ждёт меня в родном городе. В моменты, когда есть свободное время, неспешно перечитываю последние весточки по несколько раз и только тогда пишу ответ, начиная со слов: «Здравствуй, моя дорогая! С любовью шлю привет тебе с границы!»
В каждом своем письме она спрашивает про обстановку в приграничье, и каждый раз я ее успокаиваю, уходя от ответа. Хотя предчувствие чего-то страшного давно меня не покидает. Тревожная обстановка царит и среди личного состава, все в ожидании чего-то. В последнее время стало поступать все больше вооружения и техники в расположение наших частей. И становится понятно, что слухи, витающие в части, и предчувствие были не на пустом месте. Все указывало на то, что скоро должно что-то произойти…

В летнюю ночь на 22 июня 1941 года, в 03-15 ночи начался мощный огневой налет артиллерии. Такого я никогда в жизни не видел! От бесчисленных огней разрывающихся снарядов всех калибров пылало небо, раздавался страшный грохот, треск и вой, будто на землю пришел ад. Зловещее предчувствие сбылось…

Рота нашего полка оказалась в эпицентре с самых первых минут начала боевых действий. Конечно, все это я представлял себе иначе, отрабатывая военные навыки на тренировках. Там не было гибнущих людей, никто не показывал юным солдатикам, как выглядят разорванные тела людей и животных, как льется ручьями кровь, как стоны и нечеловеческие крики раненых заглушают все мысли в голове, как на твоих глазах погибают товарищи. Глядя на все происходящее, было трудно представить, что ещё вчера воздух был свежим и прозрачным, а тишину нарушали только вкрадчивые трещётки цикад. Так для меня началась война, первая встреча с врагом, первая кровь, первые потери.

Ранним утром 22 июня, по распоряжению командира полка, я и 6 рядовых выдвинулись к остаткам нашей 12 роты, чтобы поддержать их, залегших и окопавшихся, ведущих бой с противником. Выйдя на открытое место, откуда-то со стороны по нам открыли огонь из автоматического оружия. Светлые фонтанчики песка, образуя смертельную «пляску» вокруг моего отделения, то и дело сражали наповал одного за другим. Пробежав с левой стороны от старого каземата и лежащего перед ним большого палаточного городка, мы двигались до тех пор, пока не обнаружили находящуюся на возвышении окопанную вражескую огневую позицию, до которой живыми добрались я и еще два солдата.

Оказавшись в этом окопе, я отдал приказ рассредоточиться по разным направлениям, заняв, таким образом, круговую оборону на этом участке. Враги продолжали вести по нам огонь из своих укрытий. Смерть пожинала свои богатые плоды. Приподнявшись на краю огневой позиции, чтобы определить место откуда по нам ведут огонь, я услышал окрик находящегося за мной солдата: «Пригнись!» Едва я сделал это, как мою грудь пронзил сильный удар, от которого я рухнул на дно окопа и погрузился в темноту...

Когда по прошествии долгого времени я вернулся в сознание, мне открылась страшная картина. На переднем крае огневой позиции лежал один из моих стрелков с тяжелым ранением в легкое и стонал от боли. Справа от меня сидел второй боец, который больше не двигался, как бы я к нему ни обращался. Со всех сторон вокруг нас звучали стоны беспомощных раненых.

Помогая себе только одной рукой, я из последних сил попытался лечь немного удобнее. Моя грудь как будто налилась свинцом, китель и рубашка пропитались кровью. Ощупывая себя, я стал искать место ранения, до тех пор, пока наконец под левой ключицей не нашел входное отверстие. Оторвав кусок от своего нательного белья, наложил повязку на входное отверстие, чтобы образовалась корка. Выходное высохло, за время обморока и лежания на спине. Любое действие доставляло мне мучительную боль, но при этом я чувствовал себя спасенным.

Постепенно клонился к закату страшно горячий день, и на уставшее от борьбы поле сражения вторглась безотрадная ночь. С наступлением темноты перестал подавать признаки жизни мой раненый товарищ. Я закрыл глаза и провалился в сон, который оказался очень коротким, так как ночью снова и снова взвывал страшный, казалось, бесконечный артиллерийский огонь, а в перерывах между ним, в зловещем мраке, где-то совсем рядом, отрывисто звучали резкие выстрелы стрелкового оружия.

Странно, я понимаю, что скоро погибну, но мне совсем не страшно. В какой то момент мне показалось, что перестала болеть рана в груди и по всему телу пошло тепло. Стало вдруг очень спокойно и хорошо. Запах дыма и гари сменил аромат цветущего луга, какой бывает на закате летнего дня. Я почувствовал, что рядом кто-то стоит. Повернулся и увидел свою возлюбленную, её светлые волосы слегка трепал теплый ветер. Она смотрела на меня и улыбалась, протягивая ко мне свои руки. Чей-то знакомый голос произнёс: «Она уже идет». Я повернулся и увидел погибшего сегодня утром стрелка из своего подразделения с окровавленным лицом, повторяющего мне: «Она уже идет»…

…Я пришел в себя от ночного холода и ноющей боли. В небо то и дело поднимались белые осветительные ракеты, после которых над полем боя снова и снова возобновлялись короткие перестрелки. На горизонте светлело небо, и я никогда еще так не ждал наступающего дня. Из рюкзака погибшего товарища мне удалось достать хлеб и флягу с водой. Этот нехитрый завтрак занял все мои мысли на какое-то время. Закончив с едой, я, с трудом повернувшись на бок и подложив под щеку приклад своей винтовки, попытался заснуть.

В какой-то момент стало тихо. Я открыл глаза и увидел, как по моей руке ползет муравей. Мелкая букашка, для которой времени не существует. В отличие от меня, для которого каждая минута в этом земляном плену кажется вечностью. Как он смог выжить после того, что тут случилось? Муравей слез с моей руки и стал карабкаться вверх на край окопа, осыпая за собой мелкие песчинки. Он упорно перебирал лапками, но каждый раз съезжал вниз. Я протянул к нему руку и дал возможность залезть на ладонь, поднес маленькое насекомое к краю окопа и опустил на землю. Что ж, один из заложников этого места спасен, подумал я, как вдруг все мои мысли заглушили новые разрывы снарядов, которые ложились совсем рядом с местом моего укрытия. Так начался отсчет нового дня. Задрожала земля и снова смертельный ураган бьющей артиллерии прервал короткое затишье.

Ко всему происходящему добавилась еще одна проблема. Солнце поднялось к вершине небосклона и стало неимоверно жарко. Дым и пыль вперемешку с гарью наполнили воздух до предела. Порой мне просто нечем было дышать, но самое ужасное, что у меня больше не было воды. «Господь всемилостивый, спаси меня!» шептал я высохшими и потрескавшимися губами. Кто и для чего затеял эту никому не нужную войну? Зачем, а главное ради чего люди убивают друг друга? Так не хочется умирать! Еще столько всего в жизни хочется сделать! Где я теперь, и что делаю здесь? Беспомощно лежу в окопе, в окружении убитых товарищей, в ожидании своей скорбной участи.

Темнело. Этот ужасный день близился к концу, когда я услышал неподалеку чьи-то голоса. Кто-то тихо говорил на непонятном мне языке. Я закрыл от страха глаза и приготовился к самому страшному. Больше всего мне не хотелось быть убитым или попасть в плен, находясь в этом беззащитном состоянии. Через мгновение в окоп вползли два человека. На них была форма наших противников. Они с удивлением посмотрели на меня, один из них наставил на меня дуло своего пистолета. Я медленно поднял здоровую руку и показал им на свою окровавленную рану. Эти двое о чем-то поговорили, то и дело кивая на меня. Потом один из них взял мою флягу, потряс ее, поняв что она пуста, отбросил в сторону. Затем они осторожно выглянули через край окопа и, убедившись что там безопасно, покинули мое убежище, выскользнув наружу так же бесшумно.

Наступила вторая ночь. Выпавшая ночная роса покрыла мой стальной шлем и это стало для меня спасением. Я подносил его к своим губам и промакивая их, уталял жажду. Мои силы были на исходе, рана не давала покоя, я не мог пошевелиться от ужасной боли и мне казалось, что болит не только рана, но все тело выворачивает наизнанку. Хотелось кричать. Я закусывал ворот своего кителя и сквозь зубы стонал от дикой боли. Дожить бы до рассвета, просто дожить до рассвета. Мне больше всего не хотелось умереть во тьме, так и не увидев свет нового дня.

По тому, как стала затихать стрельба, я понял, что сопротивление врага начинает ослабевать, а это означало, что меня могут найти свои, когда будут осматривать захваченную местность. А может наоборот? Фронт сдвинулся в обратном направлении, и я уже глубоко в тылу противника? Откуда тут могли взяться эти двое? Страх снова овладел мной. Тело знобило, а потом бросало в жар. В какой-то момент я стал терять чувство реальности. Надо мной было только звездное небо и оно завораживало своей красотой. Я закрыл глаза и увидел своих родителей. Они так меня любят и гордятся мной! Мать протягивает мне большую кружку холодной воды и я пью большими глотками. Затем зачерпываю еще воды и снова пью. Мы гуляем в парке с любимой девушкой, я держу ее за руку и смотрю в ее красивые глаза. Она улыбается и уводит меня за собой, но я не могу сдвинуться с места, оборачиваюсь и вижу пожар позади меня по всей линии горизонта. Горит земля и что-то удерживает меня за плечо и тянет назад, в этот ад, доставляя мне мучительную боль…

…Новый день. Солнце в зените. Невыносимо жарко. Я снова здесь, в этом окопе. Снова среди этого смрада и гари. Я на войне. Пытаюсь закрыть глаза и увидеть моих родителей и возлюбленную. Мысли о них и чувство любви - это то, что даёт мне силы! Нет, я не могу умереть! Я должен выжить и буду бороться! Я хочу вернуться домой, я просто хочу жить!

Собрав силы и превозмогая боль, я приподнялся на локоть здоровой руки и выглянул из своего окопа. В направлении моего укрытия кто-то полз. По цвету формы было понятно: он свой. Помощь подоспела от санитара нашего полка. Он дал мне флягу полную воды и перевязал меня. Несмотря на уговоры, я все же отложил свою транспортировку в медицинский пункт до спасительной ночной темноты, чтобы не стать в последний момент жертвой неосмотрительности. Лишь когда с места боя меня доставили в полевой госпиталь Брест Литовска, я наконец выдохнул. Мой кошмар закончился.

Меня зовут ефрейтор Ганс Тойчлер. И я выжил!

P.S. Командир отделения штурмовой группы 1-го взвода 135 пехотного полка вермахта ефрейтор Ганс Тойчлер, участвовал в штурме Брестской крепости в июне 1941 года. Утром 22 июня его группа была разбита в районе Восточного форта на Кобринском укреплении, а сам он ранен. В течении трех суток считался пропавшим без вести. После лечения в госпитале Тойчлер был снова отправлен на фронт, где в феврале 1944 года попал в советский плен.

В 1945 году вернулся домой в Австрию, в свой родной город Грац. Женился и продолжил обучение в университете. Всю жизнь проработал преподавателем. Получил ученую докторскую степень. Воспитал с женой двух сыновей. Ганс Тойчлер умер в 2015 году в возрасте 95 лет.

Почти у каждого из нас есть бесполезные, по сути, вещицы, которые мы храним, как добрую память. Про такие вещи каждый день не вспоминаешь, но знаешь, что где-то они есть. Перебирая в очередной раз антресоли или шкаф, находишь ЭТО, и сразу воспоминания уносят тебя куда-то в прошлое, в некий приятный и значимый момент жизни.

Недавно в кладовой родительской квартиры я обнаружил свою армейскую форму, в которой вернулся домой после демобилизации, в 1995 году. Показав этот «дембельский прикид» одному знакомому, который хорошо разбирается в униформе, получил ответ, что сей экземпляр уже редкость, т.к. эта форма использовалась в небольшой промежуток времени - с 1993 по 1995 г.г. - и сегодня найти такую оригинальную уже не просто.


Срочную службу я проходил в пограничных войсках, отдавая долг Родине в боевом подразделении, на одной из пограничных застав Гродненского отряда. Времени свободного было очень мало, поэтому отвлекаться на подготовку «дембельской» формы, аля «швейные войска», желания не было. Домой приехал скромно, в том, в чем служил, в своем запасном камуфляже. Ко всему, что было, надел свои заслуженные нагрудные знаки.



Я очень хорошо запомнил тот день, 15 августа 1994 года, когда, встав на колено и преклонив обнаженную голову перед бело-красно-белым флагом Республики Беларусь, присягал на верность народу своего государства. Бело-красно-белый флаг и герб Погоня тогда, после распада Советского Союза, стали для меня чем-то вроде символа перемен. И я чувствовал особую гордость, когда читал текст Присяги стоя перед этим флагом.


Сегодня бело-красно-белый флаг и Погоня больше не являются официальными символами Беларуси. Их заменили по результатам референдума 1995 года на герб и флаг БССР, убрав советскую символику.

Многие считают бело-красно-белый флаг и Погоню одними из исторических национальных символов белорусов, как знак единения белорусского народа. Кто-то видит в этом политику и считает данные символы оппозиционными. А есть и те, кто полагает, что с 1942 по 1944 г.г. бело-красно-белый флаг развевался над оккупированной белорусской землей, в то время, когда горели наши села, а жителей вывозили на принудительные работы в Германию. Под этим флагом маршировал белорусский аналог Гитлерюгенда — Союз белорусской молодежи.

Как говорится, сколько людей – столько и мнений. К примеру, радуга во многих культурах - символ божественных проявлений. А для кого-то это чудесное природное явление ассоциируется лишь с ЛГБТ- сообществами. Каждому своё.

Но вот что интересно. Если я выйду в город в своей раритетной форме на День пограничника, кем меня будут считать? Военным в странной форме? Патриотом? Последователем «гитлерюгенд»? Или оппозиционером?

Я в прошлом - солдат и присягал на верность народу, а не флагу. Но для меня бело-красно-белый флаг и Погоня важны. Ведь это часть моей жизни, память о службе в вооруженных силах, о Присяге, о непростых для страны временах. И обо всём этом я помню! И прошлым этим горжусь.

Трудно найти брестчанина, который не пользовался бы услугами Брестского железнодорожного вокзала и хотя бы однажды кого-то не встречал или провожал. Станция Брест-Центральный совсем недавно отметила свое 130-летие. Более того, незадолго до этого территория вокзала подверглась масштабной реконструкции, что, конечно же, пошло на пользу, за исключением небольших недоразумений.

Например, с Варшавской стороны было снесено под парковку старинное, двухэтажное здание, ровесник вокзала. А на главной парковке под слоем асфальта строителями была обнаружена старая булыжная мостовая, которая впоследствии подверглась демонтажу. Причина - непригодность для использования. Но оставим все это на совести граждан, которые принимали такие решения. Речь пойдет совсем о другом.

В одну из своих недавних командировок я приехал на вокзал за полтора часа до отправления поезда.Так получилось. Поэтому у меня было время погулять и присмотреться.
Первое на что обратил внимание - это платный въезд на главную парковку. За простой каждые 10 минут стоимость оплаты увеличивается. Это, в принципе, нормально, но! Почти во всех аэропортах, портах, железнодорожных вокзалах европейских стран существует практика, когда при посадке или высадке пассажиров предоставляется бесплатная парковка в течение 10 минут.

Мой же таксист высадил меня перед въездом на паркинг со словами: «Ну, тут уже дойдете». Я-то дойду со своим чемоданом, а вот как быть людям в возрасте или женщинам с тяжёлым багажом? И получается интересная картина: перед прибытием каждого пассажирского поезда спуск с моста полностью «забит» припаркованными автомобилями, в то время как главный паркинг пустует.

После реконструкции внешний облик вокзала не претерпел особых архитектурных изменений, однако приятно преобразился после фасадных работ. Смотрится действительно красиво и свежо, вот только при планировании не учли несколько деталей. Перед главным входом и со стороны пешеходного моста в билетные кассы забыли сделать пандусы.

Проблема пандуса также существует и в подземных переходах. К примеру, стандартный чемодан на колесиках, которые размещаются примерно на одинаковом расстоянии в большинстве моделей, на сходы «не ложится», и люди, матерясь, тянут багаж на руках. В то время, когда красивые, но непрактичные пандусы на новых ступенях простаивают без дела.



Такая же проблема и с пешеходным мостом. Приспособления, облегчающие подъем и спуск багажа, детских и инвалидных колясок, здесь просто отсутствуют.

21-й век. Век передовых технологий. У каждого из нас в кармане лежит устройство, позволяющее выйти в интернет (он же фотоаппарат, по которому можно звонить или наоборот). Одним словом, практически каждый из нас имеет современный гаджет, нуждающийся в подзарядке. Зал ожидания станции Брест-Центральный после реконструкции не оборудован розетками. Мне доводилось встречать в аэропортах и вокзалах Европы специальные зоны для подзарядки гаджетов, либо соответствующие розетка и USB- порт, которая располагалась возле каждого места в зале ожидания. Просто и удобно.

На станции Брест Центральный, как оказалось, такая услуга тоже есть. Но она не бесплатная. И если вы знаете об этом, а так же знаете, где находится камера хранения багажа (розетка расположена там), вы можете подзарядить свое устройство. Пол часа за 70 копеек (7000 старыми), с предоставлением своего зарядного устройства. Что касается бесплатного Wi-Fi, можно отметить, что он есть. Но работает, если у вас карточка белорусского оператора. Если же вы приезжий, то его надо оплатить. Это опять же надо знать, где: в кассе камеры хранения багажа.

Смоделируем такую ситуацию. Приехали, допустим, гости нашего города, сеть интернет отсутствует, телефон разрядился. Что делать? Есть хорошая практика во многих населённых пунктах - устанавливать карту города, где отмечено место вашего расположения. Это выглядит примерно так: обычный рекламный короб с подсветкой внутри, где на обеих сторонах изображена карта города или его центр с ближайшими от этого места основными объектами инфраструктуры: отелями, кафе, аптеками, больницами и достопримечательностями. Так же указывается, на каком общественном транспорте туда удобно доехать. Такие есть даже в соседнем с нами Тересполе.

Очень хочется надеяться, что хотя бы к 1000-летию на вокзале появится инфокиоск, где вам смогут на белорусском, русском и английском оказать, при необходимости, информационную помощь, вызвать такси или получить бесплатно карту центральной части города.

Таксисты - это отдельная тема. По возвращении в Брест, только сойдя на перрон с прибывшего поезда, вы слышите со всех сторон: «Такси, такси, такси, куда едем?» К примеру стоимость от моего дома (район ул. МОПРа) на ЖД вокзал стоит 4 рубля. Но вот в обратном направлении, с вокзала, мне предлагают заплатить 8 рублей. Может, меня ждет лимузин с охлажденным шампанским? Но нет, всего лишь старенький Опель, от поездки на котором я отказываюсь. Поехали, говорит он мне, сегодня воскресенье, отвезу за 7 рублей. Отказываюсь от воскресной акции и иду со своим багажом на пешеходный мост, без пандусов, помогая женщине лет 70-ти затащить ее тяжелую сумку вверх по лестнице.

Говорит мне: «Спасибо, мил человек, внучкам везу гостинцы». А я про себя думаю: не мне спасибо, а «спасибо» тем, кто принимал вокзал после реконструкции...

Написать этот блог меня подтолкнуло путешествие по скандинавским странам. Точнее, командировка-презентация нового спортбека Ауди А5, маршрут которой пролегал через страны Северного и Балтийского моря.
Не стану перечислять бесконечные достопримечательности, которые мне удалось посетить, удивительных людей, с которыми довелось познакомится. Также не будет в этом блоге фотографий с незабываемыми пейзажами родины викингов и других прелестей. Речь пойдет о другом.
В последнее время в нашем родном городе предпринимаются попытки создать оптимальные условия для движения по улицам велосипедного транспорта. Прокладываются велосипедные дорожки, сделан первый в городе светофор для велосипедистов. Одним словом, процесс, вроде как, запущен.
Но сейчас я попробую рассказать о том, как этот проект уже реализован в странах Европы. И лучшей иллюстрацией тому послужит столица Нидерландов - город Амстердам.

Я, как и персонаж детского мультфильма, почтальон Печкин, сейчас не имею велосипеда. И если Печкин в итоге воплотил свою мечту, то у меня таковой нет. По крайней мере, пока.
Но в 6 лет, как у любого советского мальчишки, «железный конь» у меня был. Помню, как мы с другими ребятами гоняли наперегонки в нашем дворе, разбивая колени и локти. А раны, обработанные «зеленкой», долго заживали и были предметом шуток.
В подростковом возрасте мне подарили новенький раскладной велосипед «Кама», цвета спелой вишни. Для 1988 года это был потрясный подарок! Везли из Москвы. Отличительной особенностью была возможность сложить его на две половины и поднять в лифте на свой этаж, чтобы запереть в сушилке на общей площадке. Правда, радость была недолгой… Велосипед украли, причём, и соседский с собой прихватили. После этого случая двухколесного транспорта я больше не имел. И, как следствие, никогда не углублялся в современные проблемы велосипедистов. А их, как оказалось, достаточно.
И самая главная - это, наверное, реализация программы беспрепятственного движения велотранспорта в городе Бресте. Согласитесь, велосипедисты бесят многих своей быстрой ездой по тротуарам или проезжей части. Но ведь это тоже участники дорожного движения, которые сегодня находятся в достаточно «подвешенном» положении. Более того, это наши брестчане, жители Беларуси, которые выбрали экологически безвредный способ передвижения. Но вернемся в Амстердам.

По информации из сети, в столице Нидерландов около 800 тысяч велосипедов! Но уверяю вас, подсчеты явно занижены. По моему мнению их гораздо больше. Едва ли не половина всех местных жителей пользуется этим видом транспорта ежедневно. Причем, нет разницы ни по возрастным, ни по социальным признакам. Студент, рабочий, банковский клерк или офисный менеджер, мужчина, женщина или пенсионер – все ездят на великах. Это очень удобно, полезно, и добраться от места к месту на велосипеде порой быстрее, чем на автомобиле. Как правило, двухколёсные машины приобретаются недорогие, без громких брендов. Краж тут хватает.

В Амстердаме проложено около 500 км велосипедных дорожек и очень грамотно устроена логистика велосипедного движения. Дорожки имеют красный цвет, чтобы отличаться от тротуаров. На оживленных улицах они отделены бордюрами.

На перекрестках установлены специальные светофоры для велосипедистов. Правила дорожного движения для велотранспорта выполняются всеми без исключений! Если вы, как пешеход, зайдете на велосипедную дорожку и помешаете движению, будете оштрафованы, независимо, знали вы об этом или нет. Если вас собьет велосипедист или вы его сшибете своим авто, приоритет будет у велосипедиста. Поэтому путешествуя по городу, надо внимательно смотреть по сторонам. Они реально там носятся по своим выделенным линиям в полной уверенности, что главные на дороге именно они!

В городе существует огромное количество велопарковок. Этот транспорт можно также всегда взять напрокат. Для этого в центре города отведены специальные места.

Одним словом, Амстердам - это рай для велосипедистов, где они находятся в полной гармонии с другими участниками движения. Программа взаимопонимания и уважения в действии, и может служить для нас настоящим примером.

Возникает вопрос, почему же это не работает в Бресте?
Руководство города ломает голову уже не первый год, как пустить велотранспорт по улице Советской? Да и в общем, как реализовать данную программу?
Учитывая увиденное в Амстердаме и Копенгагене, мне пришлось сделать печальный вывод. Надеюсь, прочитавшие этот блог, в комментариях дополнят или поправят меня.
Для успешной реализации программы «За вело-Брест» нам необходимо перестроить полностью все тротуары и дороги в городе, вписав в структуру городских магистралей выделенную полосу для движения велотранспорта. Что малореально по экономическим соображениям. Думаю, что на это, как и на многое, средств конечно нет. Это раз.
Внедрить программу взаимопонимания и ответственности в обществе, как для участников дорожного движения, так и для пешеходов. Пример того, как у нас относятся к велосипедистам, очень наглядно был продемонстрирован в прошлом году на перекрестке улиц 28 июля и Октябрьской Революции. Тогда водитель буса вышел из своего авто и …помог ногой «не упасть» проезжающему мимо него велосипедисту, получившему в последствии серьезные травмы. Это два.
И, наконец, самое сложное. Даже если у нас и начнут что-то делать, то очень велика вероятность криворукой реализации. Не хватает специалистов, которые бы сумели всё грамотно реализовать. Отсутствует мотивация сделать что-то для людей. Нет никакой заинтересованности в хорошем результате. Не для галочки. Подтверждением являются велосипедные дорожки на отремонтированно-реконструированном участке проспекта Машерова в направлении крепости. Такой квест способен осилить не каждый опытный велосипедист. И не дай Бог проехаться там впервые в сумерках или в дождь. Есть вероятность вернуться домой уже без любимого ровера. Тут можно смело констатировать, что у нас по-прежнему две БЕДЫ. И одна строит другую.

Несмотря на сложившуюся грустную картину, есть призрачная надежда на позитивные изменения. Когда количество пересевших на железных коней станет критичным, придётся принимать меры. И тогда нам всем пригодится терпение т.к. начнётся череда неудобств, ошибок в проектировании, несуразных дорожных и архитектурных решений и всего того, к чему мы, белорусы, уже давно привыкли.

Да, самое настоящее прощание! Пришло время навсегда исчезнуть с лица брестской земли и этой частички нашей истории. Начался демонтаж построек бывшего Интендантского городка со стороны улицы Папанина. Пишу с горечью, так как теплилась надежда, что какую-то часть этих зданий не разрушат и приспособят под что-нибудь полезное. Но, увы... Современность не даёт второго шанса зданиям с более чем столетней историей. Печально…

В прошлом году на Реальном Бресте был опубликован материал, рассказывающий об этом месте. Коротко напомню. Интендантский городок Брест-Литовска занимал часть города от улицы Пушкинской, вдоль железнодорожной ветки на Киев, до улицы Шоссейной (пр-т Машерова). Был построен в период 1875-1880 г.г. На территории городка, в здании одного из складов, когда-то располагалась церковь в память Преображения Господня. С 20-х и до осени 39-года прошлого века, в этих зданиях размещался 4-й бронетанковый батальон войска Польского. Подытоживая, скажу, у этого места очень интересная и необычная судьба. Была…



А теперь вернёмся в настоящее. Шум, пыль, в одном месте отрывают кровлю, в другом снимают столярку и балки перекрытий, в третьем разбирают стены на кирпичи. Работа кипит!



Сам собой напрашивается вопрос: а куда этот кирпич отправится потом? Многие посчитают, что это вопрос риторический )) Как правило, такой кирпич испаряется. Как утренняя роса. Однако, при грамотном подходе, его можно было бы использовать для реставрации старых зданий. Особенно построек в Брестской крепости. В отличие от любого, даже самого дорогого современного кирпича, этот уже проверен временем, и можно с уверенностью сказать, что ничего с ним еще лет 200 не станет, а то и больше. Тем более покупать его не надо, он уже есть в избытке. Бери и пользуй. Однако его грузят на самосвалы и как строительный мусор вывозят в неизвестном направлении, для подсыпки чего-то, как мне чуть позже пояснили.

Появление человека с фотокамерой, как я уже писал ранее, всегда вызывает повышенное внимание на любом объекте. Однако в этот раз, на удивление, к моему визиту на рабочей площадке все отнеслись с пониманием. Никто не задавал глупых вопросов и не отправлял в стройтрест за разрешением на съемку. Выслушав, бригадир вручил мне каску и разрешил снимать все, что заблагорассудится, раз это нужно для истории.

Многие рабочие спрашивали, что тут было? И я рассказывал об истории этого места, о том, какие части стояли в разные года и периоды, какие известные личности посещали (Юзеф Пилсудский, Станислав Булак-Балахович). Кто-то из рабочих высказывал сожаление о том, что столь интересный объект идёт по снос. Были и такие, кто предлагал построить здесь кабак в старом стиле (каждому своё). Некоторые восхищались качеством того, как строили в те времена (основательный фундамент, крепкая ровная кладка, надёжный раствор, «неубиваемый» кирпич).

Причем стоит отметить, что кирпич для строительства Интендантского городка был изготовлен на том же кирпичном заводе в Гершонах, где производили и кирпич для строительства крепости. Все они имеют клеймо БЛК (Брест-Литовская крепость).

На стройплощадке ко мне подошел один молодой парень, представился Александром, отвел меня в сторону и показал огромный фрагмент кровли, только что сорванный с крыши, на котором красовалась печать польской фирмы-изготовителя! Признаюсь, много чего видел, но никогда бы не подумал, что кровля с польских «часув» до сих пор могла пролежать на крыше и остаться в таком прекрасном состоянии! Однако – это факт. Умели раньше делать.

Huta Będzin – металлургический комбинат в городе Бендзин, Польша. Был основан в 1889 году.

Я посетовал на отсутствие болгарки, сказав, что неплохо бы этот фрагмент вырезать, и предложить Брестскому краеведческому музею, если их такая находка заинтересует. Саша попросил подождать немного и удалился. Через 10 минут в его руках была болгарка и удлинитель. А еще через две минуты фрагмент кровли с историческим штампом оказался в моих руках! Позитивный и бескорыстный человек Александр, спасибо тебе!

И тут сам собой возникает еще один вопрос. А почему при разрушении исторического здания, не присутствует археологический надзор? Ведь, как правило, при уничтожении старых построек всегда что-то находят. Порой, это не только старые клейма и штампы, а гораздо более ценные предметы. Или городу ценности не нужны?

Это, наверное, впервые, когда я не знаю, чем закончить блог. Набираю «многабукав» и потом удаляю их, набираю и удаляю. Хотелось бы закончить как-то философически (как выражался герой фильма «Афоня»), но не получается. К чему тут демагогия, когда все уже решено и процесс уничтожения запущен? Написать еще раз про историю и про то, что эти старые камни требуют уважения? Что это уникальный пример военного зодчества 19 века и при желании объект можно приспособить под что-то толковое, кроме автомастерских, которые тут были? Кто услышит? А услышит, поймет ли ценность? Вряд ли. Ведь здесь запланировано строительство многоэтажного дома-муравейника. А это в наше время важнее…

Наверно, мою грусть понял и разделил только рабочий Саша, который не поленился и принес болгарку. За просто так.

Кто возьмёт билетов пачку!

Известная фраза из культового советского фильма, которой зазывал покупателей продавец лотерейных билетов. Правда не совсем понятно для чего разыгрывали водокачку ))) Ну, судя по всему, это слово просто удачно ложилось в рифму.

Посмотрите на это фото. Довольно обычная картина для Бреста и других городов в советское время.


Вспомните, в СССР лотерейные билеты продавали в любом магазине, киоске и на раскладных столиках как в фильме «Бриллиантовая рука». Их вручали на сдачу и в нагрузку к особо дефицитным товарам. Они были на почте, в сберкассах и в любом привокзальном буфете. А тем несознательным советским гражданам, которые их добровольно не покупали, лотерейные билеты выдавали вместе с зарплатой, либо, как грозила героиня Нонны Мордюковой, отключали газ : ) Частенько распространителями билетов выступали партработники, секретари комсомольских ячеек и профорги предприятий. Словом, охвачены были практически все слои населения. И никто особо не возражал, ну мало ли, а вдруг...


Каждый надеялся на выигрыш. А в то время можно было выиграть автомобиль. Что собственно и случилось с моим тестем. В 1976 году, когда он служил на космодроме Байконур, в одном из туров лотереи ДОССАФ (см.выше) Валерию Фёдоровичу посчастливилось выиграть автомобиль марки «Москвич» последней модели! )))


Газеты с опубликованными результатами тиражей пользовались неизменной популярностью, а в сберегательных кассах лежали специальные подшивки таких газет с прошлыми результатами. А каких только лотерейных билетов не было, просто на любой вкус. Их выпускали каждый месяц, а также к любому празднику, будь то международный женский день или очередная годовщина революции. Самой распространённой общесоюзной, безусловно являлась упомянутая выше лотерея ДОСААФ. Она выпускалась каждый квартал, также были и традиционные праздничные выпуски, на День Победы или на 23-е февраля. Наверно многие за нас мужчин еще помнят, как такие лотереи дарили нам одноклассницы в честь праздника? Ну, а мы в свою очередь им к 8 марта. И потом всем классом проверяли таблицу выигрышей ))


А ведь кроме них существовала ещё огромная масса других лотерей. Спортивные и конкретно футбольные или же туристические, если кто-то не любил футбол. Иногда перед очередным динамовским матчем, на нашем брестском стадионе "Динамо", проводили розыгрыш очередного тура, где под ликующие крики толпы объявлялся номер счастливого билета.


Лотерейный билет. Брест-над-Бугом. 1938 год.

Так же были отдельные серии художественных или книжных билетов для неспортивной части населения. Смысл заключался в том, что просто купить редкую серию книг было невозможно, все было привязано к лотереи. Наверное, чуть ли не каждый мало-мальски крупный город считал делом чести выпустить хотя бы одну «настоящую» лотерею. Просто благотворительную или с указанием конкретного объекта, как это было у нас, с Брестской крепостью.


Следует напомнить, что первоначально советская власть решила запретить азартные игры, к которым относились и лотереи (декретом Совнаркома в декабре 1918 года). Дескать, мы строим коммунизм, а деньги при коммунизме не нужны. Но оказалось, что без презренного металла светлое будущее если и построишь, то с очень большими потерями, и уже в 1921 году доходы от первых советских лотерей были направлены на помощь голодающим, что и демонстрирует нам этот билет.


Интересный факт, лотереи проводились в тылу во время Великой Отечественной войны! Все для фронта! Все для Победы! А для Победы требовались средства. 27 ноября 1941 года Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление о проведении денежно-вещевой лотереи. Было выпущено и распространено 140 млн билетов. Полученные деньги шли на создание военной техники.


Что нами движет, когда мы приобретаем очередной билет? Наверно азарт в первую очередь, ну и конечно надежда на пресловутое авось. Я никогда не забуду, как вокруг одного азартного игрока столпился народ. Дело было в 80-х, возле входа на колхозный рынок, где располагался ларек «Спортлото». Норковая шапка, дорогая дубленка, по словам его друзей, мужчина вернулся с Севера, с заработков. Азартный игрок купил в ларьке упаковку (100шт. по рублю) мгновенной лотереи «Спринт» и с важным видом, под пытливые взгляды собравшейся публики разрывал каждый. Смысл заключался в том, что ты отрывал корешок, распаковывал билет, где внутри находился вкладыш на котором было написано, что ты выиграл. См.фото ниже. В итоге выигрышные билеты были тут же обменены на очередные, новые, пока не осталось ничего...
Водокачки в этой пачке - не оказалось :)



Автор выражает благодарность коллекционеру из Гродно Александру Ершову, за предоставленные изображения лотерейных билетов. Своему другу Игорю. А так же Александру из города Чита.

Брест – удивительный город! Его не раз сжигали и разрушали, захватывали одни, потом другие, меняя власть. Но неизменным оставалось одно - местные жители. Брестчане. Те, что выстояли, пройдя все трудности и испытания. Не покинувшие в поисках лучшей жизни родной край навсегда, а продолжающие жить на своей земле. У себя дома. Это повествование без вымысла и преувеличений записано мной с рассказов моего дедушки. Это - Правда, такая, какая есть, без идеологически выверенных предложений. ХХ век глазами коренного брестчанина.

Мой дедушка Иван Григорьевич Марцинкевич родился в Брест-Литовске, Гродненской губернии, Брестского уезда в декабре 16 дня, 1905 года. По национальности он был поляком. Вместе со своей семьей - отцом Григорием, матерью Акулиной, старшими братьями Николаем, Георгием и Александром он проживал в предместье Шпановичи, в доме из деревянного теса, на собственной земле, приобретенной по купчей предыдущими поколениями Марцинкевичей.


Шпановичи поначалу были небольшой деревенькой. Но в связи с тем, что город стремительно разрастался, в начале ХХ века они стали южной окраиной Брест-Литовска. Расположено было предместье на берегу Мухавца. В его деревянных домах проживали, в основном, простые работяги: люди разных национальностей и профессий, народ своенравный и лихой. Место, где по вечерам даже околоточный не появлялся. Но, например, соседом семьи моего деда был Карл Зайдель, владелец кожевенного завода, располагавшегося неподалеку на этой же улице.


Дед мой всегда был довольно молчалив, но иногда позволял себе повспоминать свою нелегкую жизнь. Я собрал здесь эти воспоминания по крупинкам, обрывкам разговоров и встреч, и поэтому дальше поведу повествование от имени своего деда.

«Отец мой Григорий из бывших служивых, во время Русско-Турецкой войны принимал участие в боях за Шипкинский перевал, где был ранен. Из наград за службу имел «Георгия». Обучен был грамоте, за что пользовался уважением в предместье. Неграмотные крестьяне были частые гости у нашего отца, т.к. имели к нему постоянные просьбы в составлении или прочтении бумаг. А вообще-то, он держал лошадей, имел несколько бричек и занимался частным извозом по городу.

Отец всегда нам твердил, что надо выучиться грамоте, и именно поэтому, несмотря на происхождение и недостаток средств, я был определен в одну из гимназий Брест-Литовска по достижении 6 лет. Занятия велись на польском и русском языках, хотя в нашей семье мы чаще говорили на польском. Учеба давалась легко, и учиться мне нравилось! Особенно полюбились грамматика, чистописание и арифметика. Всегда имел похвалу от преподавателей, а по завершении очередного учебного года за положительные отметки получил от отца подарок - губную гармонь. «Вот закончишь следующий класс, куплю тебе перочинный нож», - обещал отец. Однако этому случиться было не суждено… Вследствие болезни отец скоропостижно ушел из жизни, это случилось в 1914 году. Схоронили его на Тришинском кладбище.

Все изменилось в начале лета 1915 года. В Европе во всю полыхала Первая мировая война. Неприятель был на подступах к Брест-Литовску, и командованием фронта было принято решение эвакуировать жителей города вглубь Империи. Таким образом, мы - четверо братьев и мать - оказались в одном из поездных составов, увозившим нас в неизвестность. А в Брест-Литовске остались заколоченный дом и мое прерванное детство. Приютом для многих эвакуированных по решению властей стал уездный город Саратов.

Саратовское Поволжье - некогда богатый край - переживал не самые лучшие свои времена. Саратов в те годы являлся главным центром формирования запасных воинских частей Империи. Практически все школы и любые капитальные строения были заняты военными. Поэтому учиться дальше, при всем моем желании, мне так и не довелось... По началу для эвакуированных были построены деревянные бараки. Но прибывающих было так много, что их стали размещать в бывших фабричных корпусах, тем более все производство было остановлено еще с началом войны. Беженцам не хватало еды и одежды. Фабричные корпуса не отапливались. Спать приходилось на полу на небольшой охапке соломы. Отсутствие бани и других условий дали свои результаты. Среди беженцев вспыхнула эпидемия сыпного тифа…

После октябрьской революции наступил голод. Наша семья перебралась из города в одну из ближайших деревень. Вероятно, это нас и спасло. Деревня есть деревня. Тут хотя бы всегда была еда. Часто ходили вместе с рыбаками. Обратно везли рыбу и соль. С этого и жили.

Весной 1922 года пришло письмо, которое мы ждали все эти годы! Наши знакомые из Брест-Литовска писали о том, что новое правительство Польши, к которому теперь были присоединены эти земли, предлагает вернуться обратно всем жителям, проживавшим до эвакуации в этом городе. Приоритет в первую очередь отдавался полякам по происхождению. Для возвращения было достаточно несколько свидетелей из числа местного населения, которые бы согласились подтвердить в магистрате города, что ты ранее проживал в Бресте. К этому времени брат Александр уже обзавелся семьей в Саратове, а Георгий уехал искать лучшей доли в Харбин. Более вестей от него не было… В июне 1922 года, мы с Николаем и матерью вернулась в родные края. Брест стал другим, он был сильно разрушен. Пока шел процесс оформления документов, жили на своем участке, в землянке. Дом сгорел во время войны. Чуть позже магистрат города выделил компенсацию на постройку нового дома.

Документ со штампом магистрата Бреста над Бугом, на основании которого было получено польское гражданство. Тот самый, где вписывались два свидетеля.

Шло время, налаживался быт. Женились мы с братом только после смерти матери. Я работал в польской строительной фирме. А в 30-х годах устроился работать поваром солдатской столовой в военную часть, в Траугуттово, что в Южном городке. Там мне разрешали забирать домой остатки хлеба, которые солдаты недоедали. Это был нормальный, порезанный хлеб, который просто оставался на столах в конце дня. Я его собирал в мешок, отвозил домой и сушил сухари. Потом их использовали в хозяйстве (для кур). Сухарей было очень много, и, что примечательно, во время оккупации 1941-1944 г.г. они пригодились по прямому назначению, т.к. есть было нечего. Бывало, в кипяточке его размочишь, и вроде как поел. Более того, этими сухарями помогал соседям, часть из них передал партизанам, что впоследствии оказалось очень для нас плачевно.

Брест в польский период запомнился на всю жизнь, как цветущий и зажиточный город. Лучше, чем как при поляках, мы не жили. Я, работая строителем и потом поваром, смог построить еще один дом на Граевке. Он стал приданым одной из моих дочерей, а их у меня было к 1939 году две - Нина и Валя. Приобрел в семью «ровер» (велосипед) и для себя наручные часы, что являлось нормой для каждой среднестатистической семьи Бреста-над-Бугом. Купил себе новую губную гармонику и мог часами играть на ней, наблюдая, как под ее звуки смешно танцуют мои маленькие девочки. Накопили для жены на новую швейную машинку «Зингер», которая в то время стоила целое состояние. Жена шила новую и перешивала старую одежду для людей, а я открыл на дому частный ремонт обуви, чтобы было чем заняться в свободное время. На местный рынок возил и продавал овощи с огорода, которые всегда хорошо росли. Собственно говоря, кто хотел, тот зарабатывал в то время, и хватало всем. Бедными тогда только лодыри были.

Ушел из жизни двоюродный брат Володя… Я похоронил его рядом с нашим отцом, все там же, на Тришинском кладбище. Памятники для них сделал и установил сам. Брат не дожил совсем немного, до тех времен, когда волею судьбы наш город снова оказался в центре очередных исторических событий. И новые испытания легли незримым отпечатком на наших судьбах.

В 1939 году власть сменилась, и в этот раз пришли Советы. Скажу как есть, их тут не любили, это правда. У нас была хорошая жизнь, и лишила ее нас новая война. В первое время новые власти смотрели на нас, как на зажиточных, т.е., как на врагов. Для них в диковинку было то, что у многих в городе велосипеды, и все мужчины ходят с наручными часами, а женщины красиво одеты. Я продолжал работать поваром в военной части там же, в Южном городке. Только теперь уже готовил еду для советских солдат. В скором времени в городе начались «чистки». Увозили в Сибирь порой за то, что человек нанимал в польское время для обработки земли вольнонаемных. Такие факты рассматривали, как эксплуатацию человека человеком, и этого было достаточно, чтобы причислить тебя к панам-эксплуататорам, а следовательно - к врагам пролетариата.

Пришло однажды и мое время, вызвали и меня в управление. Там предложили подписать дарственную на дом, который я построил на Граевке, в пользу нужд Красной армии. Помню, сидит, курит и говорит, дескать, у тебя есть один дом, довольно тебе, а путевочку в Сибирь мы легко обеспечим, если не подпишешь. Тут командиров селить негде, а некоторые жируют, по два дома имеют! У тебя дети, подумай.

К объяснениям, что я простой работяга и все это строил сам, за свои «кровные» и своими руками, для дочери, никто не прислушался… Пришлось подписать, другого выбора не было.

А в начале лета 1941 года, перед самой войной (36 лет мне тогда было), призвали меня на службу в советскую армию на несколько месяцев, т.н. «приписники». Всех остригли наголо, дали форму. Поскольку я имел строительные навыки, то попал в подразделение, которое строило военный аэродром около Берёзы. Работы много было. Там я и встретил еще одну войну.

Помню, как налетели немецкие самолеты и начали обстрел. Все, включая командиров, рванули кто куда, врассыпную. Рядом было пшеничное поле, вот в нем и прятались. А когда все утихло, собрались на плацу, и оказалось, что из всех командиров с нами остался один лейтенант. Куда делись остальные офицеры и часть солдат, никто не знал. На место сбора вышло нас немного. Лейтенант этот - мальчишка совсем, только учебу закончил, растерялся по началу, не знает что делать, стоит, смотрит на нас, слова сказать не может. Потом немного пришел в себя. Из уцелевшей техники нашлась одна грузовая машина. Сели в нее и поехали в Березу. По дороге снова попали под обстрел самолета. На ходу из кузова выпрыгивали и отползали с дороги. Но водитель, лейтенант наш и еще несколько человек погибли, а машина вышла из строя. Самолет этот «прошил» ее всю из пулеметов. Осталось нас в живых семь человек. Четверо солдат и трое приписников без командира и без оружия. Что делать? Решили разделиться. Солдаты пошли сами по себе, а мы - сами по себе.

Кто-то предложил возвращаться домой, в Брест. Ну, а что еще оставалось? Смекнули мы, что в военной форме оставаться опасно. В первой же деревне выпросили у хозяев старую гражданскую одежду и переоделись. На дороге, ведущей в Брест встретили колонну немецких мотоциклистов. Те сначала хотели стрелять в нас, но потом стали что-то спрашивать. А из нас никто немецкий не понимает, это потом уже научились. Спасло то, что мы начали с ними по-польски говорить, те вроде стволы опустили. Скрестили пальцы рук, изображая решетку, и говорим им, что якобы мы беглые заключенные. Тем более, все были пострижены наголо. Поверили. «Гут», - говорят, и не стали в нас стрелять, отпустили.

Чтобы снова так не попасться, спустились мы к реке Мухавец и пошли берегом. Вскоре набрели на лесопилку, где из подручных средств сделали плот. Плыли на нем только по ночам, попеременно сменяя друг друга на весле. Под утро находили укромные заросли камыша возле берега и там отсыпались. Так и добрались до Бреста.
В городской комендатуре встал я на учет, получил аусвайс и был назначен сапожником. Ремонтировал солдатскую обувь.

Через некоторое время к нам пришел родственник по линии жены (они жили с семьей в Гершонах) и говорит, дескать, приходили ко мне ночью партизаны, к стенке поставили, сказали, если не соберем им провиант, придут и убьют нас с женой и сыном. Я дал ему мешок тех самых сухарей. А родственник этот дальше пошел по хатам, где знакомые жили. Потом через железнодорожников получил для партизан фонари керосиновые. И весь этот провиант, который собрал по хатам, фонари, алкоголь, медикаменты, повез партизанам. Как и было оговорено, телегу с лошадью оставил на опушке леса, а сам вернулся домой.

Через некоторое время случилось то, чего так боялись. Выдал кто-то его... Как потом рассказывали местные, немцы долго не церемонились, быстро допросили, да и расстреляли их вместе с женой прямо возле дома, в Гершонах. Сын у них был, 7 лет, Лёва. Искали немцы и его. А ночью слышу стук в окно, выглядываю, Лёва этот стоит. «Дядя Ваня, меня ищут, что мне делать? Я да вас прибёг» - говорит. Прятали мы Лёву этого неделю в стогу сена, в нашем амбаре. Как стемнеет, носил ему покушать и водички еще на день. Потом, как улеглось все, я его на велосипеде отвез к нашей родне в Котельню-Боярскую. Лёву ростили всей родней. Я и после войны всегда был рядом с ним.

Однако на этом все не закончилось. Доносчик сообщил немцам еще и то, что собирать провиант для партизан помогали люди из Шпановичей. Под подозрение попали все мужчины молодого возраста. Пришли и в наш дом. Я как раз занимался починкой солдатской обуви. Ворвались, прикладом в спину, и погнали на улицу, в чем был. Дочь Нина выбежала за мной и вынесла мне тапочки. Посадили меня в грузовик, где были уже мужчины моего возраста, и повезли в гестапо. На допросе офицер рукояткой пистолета выбил мне два зуба и порвал губу. Потом еще избивали. Но, сказать-то нечего было, я ведь в самом деле ничего не знал. После такого «разговора», нас всех посадили снова в грузовик и повезли за город, на территорию старого, разрушенного форта.

Вечер уже был, смеркалось. Поставили нас перед ямой, в ней уже убитые лежали. Много людей. Помню, лежат трупы, слегка землей присыпаны, а земля над ними как живая, слегка шевелится. По восемь человек поставили в ряд. Страшно, люди плачут. Кто-то мочится непроизвольно. Пулемет на таком станке специальном стоит, и солдаты с ружьями в сторонке курят. Шутят между собой что-то, смеются. Офицеры отдельной группой собрались, один все что-то кивал в нашу сторону, потом другой рукой махнул и приказал нас обратно в машину усадить. Не знаю причины, почему не расстреляли, может решили на другой день отложить… Понимаю одно - судьба была жить.

Привезли нас в лагерь уже затемно. Он находился на территории старых складов, что возле Кобринского моста. Это не совсем был лагерь, больше, как пункт временного содержания. В нем находилось большое количество местных жителей. Тюрьма-то переполнена была. Обнесено было все в несколько рядов колючей проволокой. В самих складах не было ничего, только голый пол. Принесли какую-то баланду… От нее в прямом смысле пробрало. Попросился я у караульного в уборную. Она на улице была, у забора. В это время как раз ливень был сильный, вот караульный и отпустил меня одного. И тут как-то сам собой возник один план. Когда я бежал к уборной, увидел, что часовой стоит, укутавшись в плащ, прячется от сильного бокового дождя и ветра. Так я залез на крышу этого туалета, он деревянный был на несколько отделений. Как мог, разбежался и перепрыгнул несколько рядков натянутой проволоки. Упал, лежу и не дышу. Потом голову поднял осторожно, смотрю, а часовой как стоял, так и стоит, прячась от ливня. Дождь и ветер мне помогли. Пробрался я домой огородами, собрал детей и жену, кое-какие пожитки, запряг телегу, и уехали мы к своим родственникам в Котельню-Боярскую. Первое время прятались. Потом вроде улеглось, и никто меня не искал. Там и пробыли до конца оккупации.
Набережная Францыска Скорины. В прошлом Шпановичи.

Когда немцы ушли в 1944 году, мы вернулись в наш дом в Шпановичи в тот же день. Картина перед нами предстала ужасная! Пока нас не было, в доме жили немецкие солдаты. Так вот ни о какой пресловутой немецкой аккуратности не было и речи! Повсюду грязь, разбросанная одежда, разная амуниция, шинели валяются. В спешке, видимо, собирались, так и побросали все. Тогда впервые появились русские солдаты на нашей улице. Освободители. Вид у них был ужасный - измотанные, грязные, многие без нормальной обуви, в обмотках каких-то рваных. Пришли на реку помыться. Это сейчас тут пляж сделали, а раньше-то было общественное пастбище - на лугу коров местные пасли. А у наших соседей в хозяйстве был кабанчик, так вот солдаты советские нарисовали ему углем на боку свастику, отрезали у живого кабана кусок бедра и пустили его бегать по этому лугу. Тот визжит от боли диким криком, а этим смешно. Чуть позже, когда натешились, забили его.

После войны я продолжал работать строителем. Из самых значимых для меня работ стало, пожалуй, участие в строительстве нового здания ЖД вокзала. У меня родились еще две дочери Вера и Галя. Всех выдали замуж. Растили с женой внуков. Просто жили…»

P.S. Мой дед, Иван Григорьевич, ушел из жизни в 1990 году, не дожив совсем немного, до очередной смены власти. Но старик был и к этому готов, у него в этом плане был большой жизненный опыт и всегда наготове мешок сухарей, который постоянно хранился у нас в кладовке.

Признаюсь, я никогда не думал, что окажусь в этих прекрасных краях. Согласен, это не Южная Америка, Перу или Африка. Франция всё же намного ближе. Но тем не менее, северные части этой страны не пользуются большим спросом у белорусских туристов. Целью моей поездки была работа, где в качестве ассистента основного фотографа я участвовал в съемках нового автомобиля Genesis G90 компании Хюндай (седана бизнес-класса) в рамках презентационного теста для СМИ.
Наш путь в Нормандию пролегал из Москвы, через Брест, Варшаву, Берлин, Брюссель и Париж. Если вы хотите увидеть любую страну такой, какая она есть, проникнуться ее духом, надо это делать, передвигаясь по ней. И лучше всего на своем автомобиле. Только стоит помнить, что во Франции и Польше платные автобаны, поэтому есть смысл запланировать отдельную статью расходов.

Двигаясь на север от Парижа, рекомендую обязательно посетить местечко Живерни. Это деревня в Верхней Нормандии, которая известна, в первую очередь, как место, где находится музей-усадьба-сад художника-импрессиониста Клода Моне. Здесь много интересных достопримечательностей, большинство из которых так или иначе связаны с творчеством Моне.
В окрестностях Живерни можно посетить Музей импрессионизма, посмотреть на бронзовый бюст Моне, а также зайти в старинную церковь, где в склепе захоронены художник и члены его семьи. Также в местном ресторане Jardin des Plumes, который по праву заслужил звезду Мишлен, можно попробовать различные кулинарные шедевры. Сытыми вы отсюда не уйдете, но кофе который здесь варят не оставит равнодушным даже самого искушенного кофемана ))) Следующая наша остановка - это аббатсво Сан-Мишель. Удивительное место! Замок-остров на берегу Атлантического океана. Весь этот край неразрывно связан с океаном, все подчинено его законам, постоянной смене приливов и отливов. Здесь наблюдаются самые высокие и быстрые в Европе приливы, и вода, заполняя низину, отделяет этот кусок суши от материкаВо время отлива сюда можно запросто добраться пешком или на автобусе, который, к слову, курсирует с берега четко каждые 15 минут круглые сутки, преодолевая расстояние в 3.7 км туда и обратно. Проехать к аббатству можно абсолютно бесплатно. И сюда действительно непрерывным потоком едут туристы. Замок Сан-Мишель, является памятником номер 1(!) в списке всемирного наследия ЮНЕСКО. Нельзя также не отметить монументальное сооружение, которое расположено в 2 км от городка Онфлёр, чудо инженерного искусства 20 века и воплощение гениальной фантазии - мост «Нормандия», соединяющий два берега Сены. Длина моста 2 350 метров, построен он был в 1992 – 1995 годах и удерживал рекорд самого длинного вантового моста в мире до 1999 года! Наш местный гид рассказал интересный факт. В течение трех лет, пока велось строительство, это место привлекало любопытствующую публику, а также инженеров и учащихся строительных учебных заведений. Чтобы удовлетворить их интерес, местные органы власти, совместно с организацией «Миссия моста Нормандия» решили подрядить специалистов для проведения по особым дням экскурсий. Это мероприятие оказалось чрезвычайно популярным и даже породило феномен «технического туризма». В среднем в период строительства мост привлекал по 70 тыс. человек в год! Представляете, даже в процессе строительства мост уже приносил доход и продолжает это делать сейчас. Для информации: проезд по нему в одну сторону стоит 5.40 евро. Интересная деталь. Французы, как и многие люди достаточно суеверны и для того, чтобы не доставлять дискомфорт посетителям отелей номер с цифрой 13, обозначают 113. Берег Нормандии пролегает ровной белой полосой вдоль Атлантического океана, имея несколько разрывов. В каждый из них непременно вклинивается город или деревушка. Рыбацкая деревня Этрета возникла в одном из таких разрывов на небольшом отрезке Алебастрового побережья — втиснулась в раздвинувшиеся меловые скалы.
Все побережье выглядит эффектно, но Этрета повезло больше всего. Нигде нет таких великолепных арок, выточенных самой природой. Здесь же, прямо из воды устремляется вверх скала-игла. Ветер в это время года достаточно порывистый, и, находясь наверху, опасно подходить к самому краю обрыва.В таких условиях сложно работать )) Трудно оторвать взгляд от такого красивого пейзажа. Но, как говорится, делу время... Бывшая летняя резиденция австрийской императрицы Сисси замок-отель Chateau de Sassetot-le-Mauconduit. Ночь проживания в одном из номеров замка стоит 148 евро. Погода в Нормандии достаточно непредсказуема, Атлантика и этим все сказано. Если вечером можно было ходить в легком джемпере по улице, при температуре воздуха в середине октября 12-14 градусов плюс. То следующим утром влажность и плюс 1. Последней точкой в нашем путешествии был дворец Бенедектин в городе Фекан. Тут, признаюсь, я пережил синдром Стендаля, потому как такое великолепие увидел впервые и долгое время просто созерцал всю эту красоту, не в силах оторваться и думать о чём-то ещё. У этого места весьма интересная история. В 16 веке в Фекане процветал монастырь бенедиктинов. Монах из Фекана по имени Бернардо Винчелли придумал ликер, который бенедиктинцы успешно продавали в течение трех столетий. Но Французская революция 1789 года все разрушила. Спустя почти 100 лет, в 1863 г., Александр Ле Гран, местный виноторговец, обнаружил в коллекции старинных книг, принадлежащих его семье, рукописную книгу, датированную 1510 годом. 200 страниц рукописи авторства Бернардо Винчелли содержали, в основном, алхимические изыскания монаха, но среди них был рецепт, по которому методом проб и ошибок Ле Гран восстановил ликер, дав ему название Бенедиктин.
Так ли это? Или то был гениальный маркетинговый ход, и никакого древнего рецепта не существовало? На деле это не умаляет ценности качеств ликера, признанного во всем мире. Первый дворец был построен в 1888 г., но сгорел в пожаре через четыре года. Новый дворец был официально открыт 25 июля 1900 года, увы, уже после смерти Александра ле Грана.По всему городу Фекан встречаются вот такие информативные таблички. Не думаю, что стоит объяснять смысл, по-моему, все понятно ))

Конечно, передать всю красоту, многообразие, бесконечную поэзию Нормандии просто невозможно в рамках статьи, рекламного буклета или видеоролика. Этот край вдохновляет, манит, дарит совершенно особые ощущения. И постичь его энергетику возможно лишь окунувшись в его гостеприимные объятия с головой.
Приятных всем путешествий! Познавайте новое и становитесь лучше!